Ураган в сердце

Он подождал, пока пришпоренный рассудок отзовется привычным мыслительным потоком, напомнив ему все то, что необходимо сделать. Но ничего, никакого потока. Мозг его лишен жизни, как лишены жизни остановившиеся часы. Понадобилось время, чтобы ошарашило полное осознание, они обманули его, говоря, что это у него с сердцем, не с сердцем это, а с мозгом, тот полковник в Индии… у него же был удар!

Дрожь, зародившаяся где-то в мышцах лица, разрослась и мучительными толчками покатила по всему телу. Джадд сжал кулаки, стискивая в пальцах одеяло, чтобы постараться унять дрожь в руках и давясь криком о помощи.

Метавшийся по палате взгляд зацепился за мимолетное движение: в щели приоткрытой двери туалета, отражавшейся в зеркале, виднелась задранная белая юбка, обнажившая бедро до притягивавшего глаз изгиба облегающих трусиков. Быстрые пальцы, метнувшиеся к застежке подвязки, секунду помедлили, прежде чем одежда была сброшена вниз, – и пропали из виду. Теперь видна осталась только зеленоватая плитка и верхний краешек ванны, и все же видение застряло в памяти: мощный раздражитель, на какой он, к своему ужасу, никак не мог добиться нормальной реакции.

Руки обвисли плетьми, уже не в силах держать плечи. Его снова потянуло назад в душное тепло, причем главным стало осознание ползущей от паха пустоты: ощущение засасывающего вакуума было настолько физически реальным, что Джадд выгнул спину, спасаясь от его многопалого захвата. А потом резко, будто что-то острое жилу в мошонке перерезало, все враз обмякло. Не было больше страха, только медленное постижение причудливого полного изнеможения, мгновенно всплывшего в памяти. Казалось, он провалился в темноту зрительного зала посмотреть фильм, виденный им уже бессчетное число раз, ожидая каждое слово, какое вот-вот прозвучит, каждое движение, какое вот-вот произойдет, мелькания одного-единственного кадрика вполне хватало, чтобы понять, в каком месте он фильм смотрит, тогда утром, в зеркале ее видел…

И при виде вышедшей из туалета сестрички он почувствовал себя и вовсе старым, такой юной она показалась, что походила на девочку, играющую в «веришь – не веришь».

– Вы давно проснулись? – требовательно спросила она, и в широко раскрытых ее глазах видна была искренняя девичья обеспокоенность.

– О, очень давно, – произнес он, чувствуя, будто поддразнивает ребенка.

– Ой, но вы же не могли! – воскликнула она, метнув беспокойный взгляд на часы. – Всего четыре минуты прошло, как я… – Она умолкла с легким смешком: поняла, что ее разыгрывают. – Вы ведь себя лучше чувствуете, да?

– Просто здорово.

– Я знала, что так и будет, – произнесла она с уверенностью, какая может быть только в юности. – Поняла это по тому, как вы спали. Ни разочка не проснулись, даже когда я вам давление мерила. – Она засмеялась, теперь уже его поддразнивая: – Вы ведь даже не знали, что я здесь, да?

Действовала она с женской хитростью, которую маленькие девочки усваивают очень рано: требовать к себе внимания, обвиняя в том, что их совсем не замечают. И всегда приходится отвечать: «Не говори глупостей».

– Вы уснули еще до того, как миссис Коуп ушла, – весело убеждала она. – Вы же не помните, как она уходила, да?

Его колебание она поняла не совсем верно и подсказала:

– Она у вас медсестрой с трех до одиннадцати, – и добавила, как-то особо тщательно выговаривая: «Миссис Коуп», – словно напоминая ему о том, о чем он, по ее мнению, забыл.

– Я помню, как ее зовут, – сказал он и, озадаченный необходимостью доказать свою памятливость, быстро прибавил: – А вы мисс… – и тут же был посрамлен неспособностью вспомнить ее имя.

– Я мис-сис Уэлч, – подсказала она ему, резко поправляя обращение на «миссис», и при этом все оживление как-то странно ушло из ее голоса.

– Знаю, – сказал он. – Я помню.

Знал он, однако, лишь то, что все эти птенчики, что женятся сейчас, кажутся невероятно молодыми, а помнил он то, что сам теперь – старик стариком.

Джадд закрыл глаза.

2

В последний год Мэт Крауч все больше приходил к убеждению, что суббота самый лучший день недели. С понедельника по пятницу он слишком часто оказывался номинальным капитаном, предоставленным самому себе на мостике корабля, который до того разросся, что он больше не мог управляться с ним в одиночку. За ним по-прежнему верховная власть (тут ни у кого сомнений не возникало), но после введения системы Координированного оперативного контроля Роджера Старка все меньше и меньше вопросов решалось в кабинете президента. Теперь зачастую он в прямом смысле оказывался одинок, час проходил за часом, а никто не просил о встрече с ним. В былые дни люди шли непрерывно, кто в кабинет, кто из кабинета, руководители каждого управления, каждого отдела заходили к нему хотя бы раз в день, а обычно и чаще. И тем самым он держал руку на пульсе всего бизнеса. Теперь же день ото дня он отходил от дел все дальше и дальше.