Урал-батыр

Тех, кто строй людской нарушал,

Плетью хлестали, говорят.

Вот царевна сошла на майдан,

Медленно прошла по рядам,

Где средь прочих мужчин и Урал

В ожиданье немом стоял.

От ряда к ряду шла дочь царя,

Но искала избранника зря.

Наконец она подошла

Туда, где безмолвно Урал стоял,

Глаза свои на него подняла

И взгляд царевны оттаивать стал.

Яблоко в руки дала ему,

А прислужнику одному

Без промедления приказала

Во дворец проводить Урала.

Вновь неспешно села на трон —

Тут же рабами был поднят он.

Ко дворцу его понесли,

Высоко оторвав от земли.

— Дочь царя избрала любовь,

Будет жених у царевны вновь! —

Средь прислужников шум и гам,

Гул и ропот по всем рядам.

Оттеснили собравшихся прочь.

Кто-то сказал: «Ко дворцу иди,

Ждет тебя там царская дочь,

Счастье ждет тебя впереди».

Потом какой-то молодец

Взялся его проводить во дворец.

«Ты стал нашим зятем!» — льстиво кричал

И хлопал дружески по плечам.

Но Урал с ним не согласился,

К царской дочери не явился.

«Я с обычаями ее знаком.

Посмотрю, что будет потом,

Ну а там, может быть, пойду,

Если написано на роду», —

Слуге спокойно ответил Урал.

Сброд дворцовый в ответ зароптал.

К дочери царской помчались рабы,

Расшибая в усердии лбы.

Царь тоже себя не заставил ждать:

Его окружала ближайшая знать;

А четыре царских батыра

Путь пробивали властителю мира.

На дивном троне, несомом рабами,

Ехал сам владыка Катил.

Как взбешенный верблюд, он был,

Как кровожадный хищник, он был.

Кровью глаза его замутились,

Веки тяжкие отвалились,

В гневе злобен и неукротим,

Страх внушал он всем видом своим.

Хребет, как у жирного кабана,

Ноги толстые, как у слона,

С отвратительным животом,

Подобным саба-бурдюку с кумысом.

И в испуге пред ним народ

До земли свою голову гнет.

Обошел всех владыка гневный,

Отбирая в рабы молодых,

Одних — для работы повседневной,

Для жертвоприношения — других.

Обойдя весь передний ряд,

К другим он перешел, говорят.

Стал тут девушек выбирать,

К красавице одной подошел, говорят.

Прислужника к себе подозвал,

— Зубы осмотри, — произнес.

Проливая потоки слез,

Прикрывая лицо рукой,

Замерла девушка перед бедой.

Руку ее отвел Катил,

Грудь девическую схватил,

Стан и бедра ее ощупал.

По талии похлопал грубо

И сказал: «Для дворца сойдет.

Пусть других моя челядь берег.

Сколько нужно — стольких берите,

Никто на вас не будет в обиде».

Приближенным своим повелел:

«Других в честь матери моей,

В честь колодца, водою чьей

Меня омывали, принесите в жертву!»

Так промолвил он, зубы ощерив.

А тем временем дочь царя

Появилась и на Урала

Раздраженно и гневно напала:

«Выбрала я тебя, молодец, —

Почему ж не пришел во дворец?

Яблоком дала тебе знать,

Что ты должен мне мужем стать.

Слову ты моему не внял.

Перед слугами и рабами

Опозорил, в краску вогнал».

Дочери слова услыхав,

Царь Катил с трона сошел:

«Из какого ты рода, егет,

Что опозорил дочь на весь свет?»

И поспешным шагом к нему

Подошел, роняя слюну.

Подойдя, продолжал, браня:

«Эй, егет, или ты про меня,

Про то, что зовусь Катилом я,

Про то, что в этой стране моей

Я не то, чтобы только людей,

Но и птиц, насекомых, зверей,

Даже тех, кто лежит в земле, —

Всех держу под пятой своей,

Разве не ведаешь ты, злодей?

Если выбрала дочь тебя,

Что стоишь, свою жизнь губя?»

«Я еще такого царя

И обычаев таких,

Чтоб резали так людей живых,

И не видел, и не слыхал,

Хоть и много земель повидал.

Я Смерть-злодейку по свету ищу,

За всех смертных ей отомщу;

Ваших порядков я не боюсь,

Смерти коварной не страшусь;

Если Смерть нагрянет сюда,

Если с нею придет беда,

Если захочет напуститься

Не только на человека — на птицу,

Я не буду стоять в стороне —

Убить ее предназначено мне!

Вот посмотрю на обычай твой —

Смысл в нем добрый или же злой,

Мыслями своими тогда

Поделюсь откровенно с тобой».

Дерзость такую услыхав,

И узнав, что Урал тут — чужой,

Приближенные всей толпой,

Злым обласканные Катилом,

Видя, что тот для дочери милой

Чужака хочет мужем взять,

Черной завистью стали вскипать.

Гнева царь Катил не сдержал,

Так своей дочери сказал:

«Не томись-ка тут понапрасну,

Выбирая такого глупца.

Не поводи на такого и глазом,

Лучше иди в покои дворца», —

Так поучал свою дочку он.

«Тех, кто на жертву обречен,

Не заставляйте ждать, — приказал. —

Девушек утолите в воде,

Егетов сожгите в огне,

Парня этого, заковав,

Приведите потом ко мне!»

Так четырем батырам велев,

На трон взошел он, смиряя гнев.

Кинулись было царские слуги

Исполнять высочайший указ —

Девушек в воду бросить тотчас,

А мужчин в огонь покидать,

Лишь только бросились слуги на них

И стали люди рыдать и стенать,

Выступил вперед Урал

И такие слова сказал:

«Из дома я вышел, чтобы убить

Смерть, не видимую для глаз.

Чтоб от нее людей защитить.

Чтобы от кровопийцы-батши,

От людоедов-дивов сластя,

Чтобы Живой источник найти.

Мертвых его водой оживить —

Вот для этого я в пути!

Когда я вижу, что злая Смерть

На сородичей руку заносит, —

Всякий, кто имя батыра носит,

Может ли молча на это смотреть?

Злодеям батыр уступит ли путь,

Их устрашится ль когда-нибудь?

Эй, отойдите прочь, рабы!

Царь, сойди с золотой арбы!

Руки развяжите парням,

Девушек оставьте их матерям!»

Царь, услышав такие слова,

Кровью налился, багровым стал,

На батыров своих взглянул:

«Если сам себе смерти он ищет,

Точно хлеба — бродяга-нищий,