Урал грозный

Я видела, как помрачнело его лицо, как согнулись, словно надломившись, крутые плечи. Трудным движением руки он снял с головы картуз и прижал его к груди.

Молча постояв минуту-другую, каменщик снова принялся за работу. Он медленно поднимал налившиеся тяжестью кирпичи, беря их теперь уже не одной, а обеими руками.

Так он трудился до конца смены — пожилой рабочий человек, узнавший в тот день, что единственный его сын погиб, защищая Родину. 1964

СОФЬЯ МАРКОВНА [37]

Когда я смотрю на эту немолодую тонколицую женщину с печальными, но такими теплыми и лучистыми глазами, то думаю о том, что нет на свете ничего сильнее и выносливее человеческого сердца.

Пережитого Софьей Марковной хватило бы не на одну шекспировскую трагедию: все ее родные — до единого! — уничтожены фашистами в лагерях смерти или погибли на фронтах великой войны.

У нее не осталось ничего — ни родных могил, ни фотографий близких, ни писем,— словно и не было у нее ни матери, ни мужа, ни дочери, ни братьев, ни племянников.

Да и сама она уцелела чудом: добрые люди извлекли ее, полуживую, из рва смерти и выходили, рискуя собственной жизнью.

Софья Марковна знала, что каждый день, который ей предстоит прожить на земле, оплачен их мужеством и страданием и, возможно, поэтому нашла в себе силы превозмочь безмерное свое горе.

Это было труднее, чем умереть. Но у нее нашлись помощники. Дети. Воспитанники детского дома, который она взялась организовать, как только кончилась страшная пора фашистской оккупации.

Софье Марковне говорили:

— Есть работа по специальности. Вы — научный работник.

Но она настояла на своем, так как была убеждена, что нет сейчас для нее дела, более важного и насущного, чем помогать и заботиться о тех, кто больше всего нуждается в помощи и поддержке — о детях, обездоленных войной.

В каждом из них она научилась видеть своего собственного ребенка — кровного, неотрывного, единственного.

Когда они болели, а дети в то время болели часто и трудно, она просиживала над ними все ночи напролет, а утром, с глазами, воспаленными от бессонницы, она бралась за тысячи неотложнейших дел.

Товарищи по работе удивлялись ее неутомимой энергии и самообладанию.

Дети не удивлялись: они ее просто любили. Многие из них, особенно малыши, называли ее мамой Соней или мамой.

Софья Марковна отдавала детям все, что только могла. Большего на ее месте не могла бы отдать детям и родная мать. Они же вернули ей невозвратимое, то, что казалось утраченным навсегда,— душевный покой и чувство родной семьи.

1969

КАКОЕ СЕГОДНЯ НЕБО?

Этого невысокого человека с большими темными очками на худощавом мужественном лице все мальчишки Солнечной улицы называют дядей Алешей.

Я ни разу не встречала его одного. Стоит дяде Алеше появиться во дворе или в сквере, как он тотчас же обрастает шумной ребячьей ватагой.

Когда у дяди Алеши не болит голова, он играет с ребятами в жмурки. Чтобы не нарушать правил игры, ребята и ему завязывают глаза. Закинув голову и широко раскинув руки, дядя Алеша ищет притаившихся мальчишек. И очень радуется, если ему удается переловить всех до одного. Впрочем, ему это удается всегда...

Ребята рассказывают ему решительно все. Дядя Алеша — бывший военный летчик и отлично умеет хранить тайны.

Есть у него такое правило: ни о чем не расспрашивать, а ждать, когда человеку самому захочется выговориться.

Единственно, о чем он ежедневно расспрашивает ребят, это о небе.

— Вы мне нарисуйте небо словами,— просит он,— да так, чтобы я его увидел!

И ребята «рисуют».

— Облака сегодня как беличьи хвосты,— наморщив загорелый лоб, импровизирует мальчуган лет десяти.

— Сказал тоже,— поправляет его товарищ,— у белок хвосты серые, а облака серебристые. Они похожи на убегающих от охотников песцов. А, может быть, они убегают от солнца — боятся растаять?

Дядя Алеша кивает головой и задумчиво улыбается. В эту минуту он тоже видит небо.

1969

УЧАСТНИК ВОЙНЫ

Сотрудник отдела кадров, внимательно просмотрев анкету, заполненную мастером, мягко заметил:

— У вас здесь небольшая неточность. Вы пишете, что были участником Великой Отечественной войны, а фактически работали на заводе.

Глаза мастера вспыхнули.

— Неточность не в моем ответе, а в анкетных вопросах. Я варил для фронта броневую сталь, получил за это боевой орден и имею полное право считать себя участником великой битвы.

Помолчав, он спокойно добавил:

— Учтите, никаких исправлений в анкету вносить не буду,— считаю, что прав.

Круто повернувшись, он пошел к двери, широкий в кости, по-солдатски подтянутый.

Сотрудник отдела кадров, сам в прошлом фронтовик, уважительно посмотрел ему вслед. Он был целиком согласен с мастером.

1969

ЯРОСЛАВНА [38]