Уральский узел

Чу знает русский язык, но не настолько, чтобы улавливать нюансы и понимать, где говорят всерьёз, а где — в шутку. Вообще, русский язык — это язык с двойным дном, язык юмора. Ни один язык не позволяет так точно передавать оттенки, ни в одном языке нет столько двойных смыслов, ни в одном языке не накоплен такой багаж юмора, как в русском — в Китае, например, юмора почти нету, они шуток реально не понимают. Но я не знаю, кто прав — мы или они. Они серьёзно ко всему относятся. А мы — с шутками и прибаутками дошли до развала страны.

Эти страны «хозяева»

Греют на взлётной движки

Нам же — пожаров зарево

Да набивать рожки

Пулями…

Электровоз остановился — и следом за ним, стукнув всеми соединениями, остановился весь состав…

— Ну, что? — задал тон я — пошли смотреть, что ли?

* * *

Камазы под погрузку — уже подали. В вагонах — были знакомые ящики (только не зелёные как у нас, а белые) и более современные пластиковые кейсы.

— Давай.

Вадимов — первым поднялся в вагон, вытащил на перрон тяжеленный кейс, сорвал пломбы и вскрыл его. На сером поролоне лежала огромная винтовка — калибр 12,7*108, экспортное обозначение М99, поставляется для Народно-освободительной армии Китая. В оригинале это британская Accuracy International, скопированная китайцами без спроса. Таких винтовок полно в Сирии.

Рядом с винтовкой — запасной магазин и два прицела — дневной и термооптическая насадка к нему. Последняя — стоит дорого, даже китайская — но она game changer, меняет ход игры. В войне — люди делятся на тех, у кого есть термооптика, и у кого её нет. Условно — но близко к истине…

Это и есть — первый поезд, первое вооружение нашей новой Национальной гвардии (пока не знаю, как по-другому назвать — предлагайте, рассмотрю). У нас достаточно автоматов, есть некоторое количество пулемётов — но это не все. Это — вооружённая милиция, не более того. А вот с крупнокалиберными снайперскими винтовками, снайперскими винтовками, снайперскими полуавтоматическими гранатомётами[22], противотанковыми гранатомётами, ПТУРами — это уже боевые отряды. Опасные, способные больно огрызнуться боевые отряды.

Против кого я это делаю? Потом поймёте. Жизнь у нас — сказка, чем дальше в лес, тем страшнее…

— Что скажешь, Серж?

— Аккуратно сделано. Остальное — на стрельбище.

— Ясно. Тогда — вы туда, я — сюда. Серж — за старшего, проследи, чтобы разгрузили, как положено да по дороге ничего не потеряли.

— Не вопрос.

— Саш, с тебя — оргсхема.

— Есть.

Попов — мент, кадровый. И в отличие от многих других ментов — с головой. Он прекрасно помнит, что произошло на Украине, выводы для себя сделал, такой же «ганьбы» для себя не хочет. Поэтому — не с понтом, а реально выступает на стороне тех, кто делает все ради сохранения порядка. То бишь — меня. Он обещал вписать подразделения нацгвардии в местную структуру МВД. Ништяков тут много — и юридических (мы больше не незаконное вооружённое формирование) и фактических (соцзащита, свои больницы, санатории) да и просто — порядка больше. В ОМОНе все мужики на Кавказ ездили, готовые унтер-офицеры и офицеры. А возможности для манёвра очень большие. Например — вневедомственная охрана. Это одновременно и военизированная структура, и негосударственная, штат которой утверждается здесь, в Ебурге — а не в Москве. И кто сказал, что тот же мой завод — нельзя охранять с пулемётом и на броневике? Или — любой другой завод?

Вот Попов для этого мне и нужен — легализовать создаваемую структуру и оружие. Ведь кроме оружия нужно ещё много чего — полигон, инструктора. Хорошо, что у нас под боком Челябинск[23] с Петровым.

— Смотрите, груз не провороньте. Все, я поехал…

* * *

Остаток дня был занят делами по губернии, тут и рассказывать особо нечего. Ну и как достойный финал этого во всех отношениях выдающегося дня — секс.

Секс не ради удовольствия, а как работа. Не знаю — для меня, для неё или для нас для обоих. Секс, короче.

И хотя Энн в постели изобретательна и готова на всё — меня все равно это не цепляет. Остаётся чёткое ощущение, что тебя отымели. Хотя, может быть, у меня депрессия, вызванная тяжёлой работой…

— Полегчало? — спрашивает она

— Что?

— Извини… — Энн вдруг засмеялась — я забыла, что не в Лондоне.

— При чем тут Лондон?

— В Лондоне все проще. Люди занимаются сексом в основном для здоровья. Ты был такой загружённый.

— А как же любовь?

— Любовь… знаешь, там, где в ресторане каждый платит сам за себя, и существуют иски за сексуальное домогательство, любовь как-то не приживается…

Энн вдруг поднимается, опираясь на локоть, чтобы посмотреть мне в глаза

— Ты меня любишь? Хоть немножко

…

— Скажи правду?

— Правду? Ты бы могла и сама понять. Все что больше одного раза — по любви. Хоть немножко…

…

— А у тебя была любовь?

Она снова ложится на спину. Долго молчит

— Была.

— Расскажешь?

— Только в обмен на твою историю

— Договорились. Но ты первая…

Энн фыркает — почти как кошка.

— Это было в пятнадцать лет. Я влюбилась в парня… знаешь, я была довольно продвинутой в этом деле.

— Представляю…

Она бьёт меня локтем

— Больно!