Во втором ящике стола он обнаружил несколько больших пустых конвертов и один лист с напечатанными на компьютере словами: «Если вы не уволитесь, у вас будет много неприятностей. Я знаю вашу тайну».
«Вот и приехали. Вот, что так напугало жертву. Похоже, это как раз и есть те самые письма с угрозами, все-таки они существуют. Поэтому Люда и бросилась звонить главбуху. А главбух-то как смогла вычислить Хамло? Тоже не промах дамочка!
Конечно, удивительно, что Хамло держит такую улику вот так запросто в своем ящике письменного стола, в который в любой момент кто угодно может заглянуть, что, впрочем, и случилось. Видимо, Хамло не очень боялась, что ее раскроют. Возможно, свои угрозы она не считает большим преступлением.
Тогда как объяснить убийство Людмилы? Если Хамло пошла на убийство, боясь, что ее рассекретят, она уж точно должна была проявить осторожность и получше спрятать такие улики. Странно все это и неправдоподобно.
Хотя я уже давно ничему не удивляюсь. Перестал удивляться».
Глава 42
Настала очередь Тамары Яковлевны ответить на вопросы. Виталий Андреевич Холмогоров пригласил женщину к себе для беседы.
Тамара Яковлевна неспешно вошла в переговорную. Расположившись напротив в предложенном ей кресле, она посмотрела на руководителя службы безопасности, стремясь найти в нем поддержку. Геннадий Викторович с Эльвирой тоже здесь были — Холмогоров счел нужным ввести их в курс дела, так как разговор касался угрожающих писем главному бухгалтеру компании, а это уже было дело службы безопасности. Дойдет ли дело до убийства, сознается ли в нем Хамло — это еще было неизвестно.
В серых глазах женщины Холмогоров прочитал любопытство и плохо скрываемую тревогу. Выдерживаемая им пауза несколько затянулась, он просто молча рассматривал приглашенную даму. Ей стало не по себе. Виталий Андреевич наблюдал, как пунцовые пятна начинают проступать на светло-серой коже (назвать ее кожу белой даже с большим натягом было нельзя).
Наконец, Холмогоров начал разговор. Он не стал подходить издалека, усыпляя бдительность собеседницы, а начал разговор с главного:
— Я вас, Тамара Яковлевна, пригласил вот по какому поводу: из ящика вашего письменного стола мы при свидетелях изъяли образцы угрожающих писем, которые ежедневно получала главный бухгалтер вашей компании. Отсюда следует вывод, что эти письма писали ей вы. — Он помахал пакетом с запечатанным в него письмом.
— Из чего следует? Это не я… Это чистой воды подстава! Их кто-то мне подложил! Это не мое!
— Так, значит? Ничего, мы отдадим конверты и напечатанное письмо на экспертизу, наверняка там есть ваши отпечатки пальцев.
Женщина держалась хорошо. Во всяком случае, она никак себя не выдавала.
— Я ничего предосудительного не делала и оправдываться не собираюсь, — жестко ответила Тамара Яковлевна. По всем показателям было видно, что попался крепкий орешек, который так просто раскалываться не собирался.
— Так. А придется, голуба моя, оправдываться. Я интересуюсь не для простого удовлетворения своего любопытства, писали вы эти письма или нет. Здесь идет расследование убийства. И есть повод вас подозревать в нем.
— Какой же повод, письма эти? Тоже мне, повод, — фыркнула Тамара Яковлевна, но видно было, что ее бахвальство сильно показное. В глазах легко можно было прочитать яркую встревоженность.
— Когда мы сделаем экспертизу писем и найдем на них ваши отпечатки пальцев — а мы их найдем, в этом я совершенно не сомневаюсь, — то ваше чистосердечное признание нам уже будет не нужно. Поэтому советую сейчас во всем признаться, пока не поздно, — закончил свой спич Холмогоров.
Тамара Яковлевна демонстративно откинулась на спинку кресла и сплела руки на груди в жесткий замок, отгородившись тем самым от окружающего мира. Ненависть сквозила в каждой черте ее лица, она сверлила всех своим взглядом.
Эльвира стояла напротив нее. Сузив глаза, она пристально рассматривала женщину, силясь увидеть в ней то, что она до сих пор не смогла разглядеть, возможно, даже того самого «крота», которого она до сих пор искала, подозревая всех, кроме нее. Она не могла понять одного: что Ольга такого плохого сделала Тамаре Яковлевне, что та так люто ее ненавидит.
Пауза затянулась на минуту.
— В чем признаться? — наконец спросила Тамара Яковлевна.
— В убийстве Людмилы Ивушкиной.
— В убийстве — ну уж нет! — на одном дыхании выпалила она.
Она засунула руки в карман пиджака. Для Эльвиры это было знаком того, что она испытывает чувство вины или, возможно, это просто напряжение. Что дальше?
— Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть — это Ницше про вас сказал? — подкинул поленца в огонь Федосеев.
Тамара Яковлевна просто взвилась от его слов, кинув в его сторону испепеляющий взгляд.
— Вот это взгляд. Таким взглядом можно огонь разжечь, — съязвил Федосеев.