Солнышко постепенно шло к закату, «унжамерен» на льду реки ещё пытались ползти или ковылять к берегам Волги. Идущих становилось всё меньше, ползущие ещё ползли, но всё больше оставалось неподвижных.
Всё-таки, «ледяное безмолвие» не лучшая среда обитания. Кровопотеря в холоде сказывается куда сильнее, чем в тёплом климате.
Нам пришлось хорошенько побегать за «ползунами». Куда больше, чем в самом бою. Вообще, добраться до боя и прибраться после боя — значительно трудоёмкее, чем провести сам бой.
Постоянно раздражала пустота колчана. Вот, только что, было три стрелы. А уже одна. А очередной персонаж — агрессивен и профессионален. Прикрыт щитом, дротик в руке. Спину ему ещё пара похожих умников прикрывает. Ребята, вы бы лучше сами зарезались, чем себя мучить и моё время тратить.
Не, не понимают они.
Легендарный командарм С.М.Будённый в своих мемуарах описывает, как после одного из важнейших сражений Гражданской войны, наехал он, на поле боя, уже после разгрома корпусов Врангеля и Улагая, на группку пеших русских офицеров, в которой двое «золотопогонных» упорно пытались вывести третьего, раненного, к своим. Офицеры проявили героизм и стойкость, особо отмечаемые Семён Михалычем, на предложение «сдаться» — ответили стрельбой из наганов. После чего были, без особых почестей, постреляны и порублены славным бывшим вахмистром и его свитой.
Выстрел. Чудак вскидывает щит и ловит им мою стрелу. И валится на снег — стрела Сухана сбоку пробила его колено. Двое его спутников прикрывают беднягу щитами, подхватывают под руки. Путаясь в ногах, щитах, копьях, топорах… пытаются тащить раненого к недалёкому берегу Волги.
Нет, тараканы умнее — они просто разбегаются. Кто-нибудь да спасётся. А здесь… «аллели патриотизма и кооперации». «Один за всех и все за одного», «умрём за други своя»… Умирайте, это ваш выбор.
О! Какая радость! Я промахнулся! Нет, не сейчас — в начале боя. И моя стрела лежит затоптанная в сугробе. Поднимаю, осматриваю, взъерошиваю оперение… Должна полететь.
Сухан кидает копьё с одной стороны группки. Один из противников вскидывает щит, отбивает и… и падает на снег. С моей стрелой в затылке. А что ж не залепить-то правильно с 30 метров?
Последний из троицы взвизгивает, бросает товарищей и кидается бежать к обрыву берега. Сухан раскатывается за ним на лыжах по утоптанному снегу, разгоняется, раскачиваясь корпусом, налету подхватывает чьё-то торчащее в снегу копьё и, когда убегающий, всё-таки, начинает в панике разворачиваться навстречу, вгоняет в открывшийся бок.
Теперь он дорежет беглеца, снимет с него оружие и прочие ценности, а мне предстоит сделать то же самое с двумя оставшимися на месте. Да ещё и вырезать стрелы. Один-то лежит спокойно. Со стрелой в затылке — суетня уже не интересна. А вот второй, с простреленной коленкой, пытается ползти. При моём приближении — поднимается, стоя на здоровой ноге, поднимает топор. Что-то кричит мне. Ругается, наверное. Обзывает меня как-то. Исключительно для собственного удовольствия. Так сказать — для поддержки штанов.
«Оскорбление — привилегия равных».
Тараканы, как говорят исследования британских учёных, тоже выражаются нелицеприятно. Под тапком.
Упал. С копьём в животе. Бросок с пяти метров при поднятых над головою руках с топором, на одной ноге…
«И дорогая не узнает, какой у дурня был конец».
Теперь — дорезать. Главное — не торопиться, не подходить близко, не убедившись в полной утрате боеспособности. В его — беззащитности, в моей — безопасности.
Тут-то и требуется максимум терпения. Попасться на уловку, позволить подыхающему таракану укусить напоследок… Это очень глупо. Но у меня есть развлечение — напарник подыхающего героя. Сначала этого — потом того. С обязательным предварительным контрольным уколом в голову.
Вот где разница! У киллера — контроль после, у меня — до.