Урман

Перед отправкой к своей бригаде, которая ждала нас в лодке, мы принарядились, как могли. За три дня работы в одних рваных кальсонах, наше тело до опухоли съел гнус, залепило смолой, ободрало ветками. От кальсон не осталось даже лохмотьев. Мы содрали с большой берёзы кору, сделали юбки, прикрепив к себе ремнями от штанов. Кудрявая моя шевелюра превратилась от смолы в кошму, в ней густо торчали хвойные иголки. Когда мы прибыли в лагерь, народ наш обедал. Мы лихо выпрыгнули из обласка на берег и ринулись к костру. Увидев нас голых, с набедренными берёзовыми повязками, все замерли с ложками в руках. Видимо, соображали – что это значит? Повисшая пауза была недолгой. Мы попытались рассказать, в чем дело, но нас никто не слушал. Хохот стоял истерический, до слез, до покатухи. Мы голые, голодные, в царапинах, ссадинах, в смоле и босые стояли, как два истукана, терпеливо ожидая, когда спадёт накал истерики.

Первой пришла в себя Фрося. Она оторвала нам по тряпке, чтобы сделать набедренные повязки и подала полные миски каши с мясом. Пока мы ели, Шепилов достал тюк с запасной одеждой, женщины принялись греть воду и после еды соскабливали с нас смолу и грязь. Волосы спасти не удалось, нас остригли наголо. После санобработки нас одели во все новенькое, а обувь принялись мастерить сами. Для этой цели возили сыромятину. Это солёная безволосая кожа лося. Сделанная из неё обувь, называется поршни. Расстилаем кожу, ставим на неё босую ногу, обводим ступню углем с напуском в пару сантиметров и вырезаем по углю ножом. По краям протыкаем дыры, вставляем в них ремешки, тоже из сыромятины, и затягиваем на ноге. Остаётся только просушить тоже на ноге. Вот и обновка по твоему размеру. Хотя нас погорельцев одели и обули, ребята ещё долго над нами подшучивали.

На следующем этапе нашей работы была визира в двадцать километров. Она выходила на огромное болото – поньжу (непроходимое болото). Трое рубили визиру, остальные работали на промере, таксации, заготовки и ошкуривании столбов. К столбам крепилась табличка с номером и годом прохода визиры. Через два дня мы вышли из глухого урмана на равнину, в красивейший берёзовый лес. По земле множество белого гриба, низкая травка, какие-то цветочки. В воздухе витал пряный аромат. Мы обрадовались такому простору и остановились на ночлег. Решили закатить себе шикарный ужин – суп с мясом, грибами и пшеном. Быстро развели костёр и я побежал искать воду.

Если все складывается хорошо, то жди какой-нибудь пакости. Весь день не ели, устали, и вот впереди вкусная еда, спокойный отдых, а вокруг неописуемая красота. И тут несчастье – воды не было нигде. До самой темноты мы искали её, но тщетно. Пришлось грызть сухари, а во рту даже слюны нет, чтобы размочить крошки. Ночью спали плохо. Весь следующий день шли без воды, и только к закату солнца визира вывела к поньже.

ОСТЯК ЯКУНИН

Немного отвлекусь, и расскажу про васюганскую знаменитость – деда Якунина. Однажды мы остановились в Окуневке. Это левый берег Нюрольки. Здесь была только одна избушка. Жили в ней дед Якунин и его старуха. Его звали Дормидон, а старуху – Настя. Дормидон по Васюгану и Нюрольке был большой знаменитостью. После революции его от имени всех остяков отправили в Москву на какой-то съезд. Вернулся домой дед в фетровой шляпе, и очень гордым. Шляпу, говорил дед, подарил ему сам Калинин. Думаю, не врал. Деда быстро переименовали в «Политика», а озера в километре от Рабочего назвали Московскими. Там была одна из заимок новоиспеченного депутата.

Однажды, поднимаясь вверх по Нюрольке, мы заметили на левом берегу реки остяка. Он махал шляпой, подзывая нас. Мы пристали к песчаному берегу. Подошла его жена, и они вдвоём очень живописно, с поклонами, приветствовали нас. Сказать, что место Окуневка прекрасно, – ничего не сказать. Метров сто от берега реки огромное озеро. За ним – кедровая роща. Вокруг озера растёт голубика, черника, брусника, клюква. На другой стороне реки крутой яр. За ним тайга – урман, где много разной дичи: лосей, оленей, медведей и пушных зверюшек. А рыбы здесь, как и по всей Нюрольке, – кишмя кишело. Старики были не так стары – что-то около пятидесяти лет. Жили припеваючи. У них даже лошадь паслась на привольном лужке.

Впереди нас ждал трудный переход по непроходимому болоту из Нюрольской поймы в Васюганскую. Мы решили воспользоваться гостеприимностью Дормидона и его жены, чтобы привести себя в порядок и запастись в дорогу солёной рыбой и если повезёт, то и мясом. Дормидон согласился помочь нам в добыче. Фросю с Женей мы оставили на заимке, чтобы они привели в порядок одежду, а мы с хозяином отправились ловить язя. Язь – рыба мясистая и жирная. Если её распластать, хорошо промыть и засолить, а потом плотно уложить в берестяной кузов, то хранить такой запас можно долго. Вскоре я заметил, что Дормидон всё время околачивается около Фроси. Такое внимание мне показалось странным, но я посчитал его особым почтением к красивой девушке. Однако, в последний день перед отъездом, он отвёл меня в сторону на серьёзный разговор.