Уроборос

По случаю припомнилась детская сказка-страшилка, в которой мужик отыскал довоенный бункер и попал в коридор, полный таких же железных дверей. Шел он и шел, открывал их одну за другой, дивился и радовался находкам. В первом помещении натолкнулся он на оружейную: пистолеты, дробовики, автоматы, гранатометы, огнеметы – бери не хочу. За второй дверью – на ящики с боеприпасами. Пули различных калибров, начиная от тех, которые для калаша подходят, и заканчивая совершенной экзотикой, целые снаряды для гаубиц и прочее в том же духе. Обрадовался мужик, что на всю жизнь себя обеспечил, а любопытство идти заставляет, в спину подталкивает, гложет – вот и направился дальше. За следующей дверью он нашел бронежилеты, сапоги и одежду – хоть каждый день в новое переодевайся, а грязное выкидывай, и все равно на всю жизнь хватит. Потом продукты обнаружил. И так далее. Много дверей было в том бункере, и уже никак не мог остановиться открывающий их мужик. Лишь последняя оказалась заперта, и сколько ни дергал он за ручку, не поддавалась. И пусть мог он по праву считаться самым богатым жителем подземки, обуяла его злость и тоска. Все хотелось ту дверь последнюю открыть и посмотреть, какое же сокровище за ней скрывается. Конец той истории всякий по-разному рассказывал. Кто – про ужасную тварь, которая мужика сожрала, другой – о кучах трупов, которые внезапно оживали и мужика либо разрывали на куски, либо к себе утаскивали, но больше всего нравилась Владу та концовка, где ничего мерзкого и страшного не происходило. Попадал мужик в кабинет, а там за столом Сталин сидел, а потом поворачивался к нему, колечко сизого дыма к потолку пускал, трубку изо рта вынимал и говорил: «Такой-то и такой-то? И как же вам, товарищ, не стыдно быть жадиной-говядиной? Скромнее надо быть, товарищ, скромнее». А мужик настолько пугался, что шарахался прочь от той двери, бежал в метро и напрочь забывал дорогу к бункеру.

Вскоре коридор закончился; они вышли на перекресток и остановились. Здесь сходились три невысоких и узких прохода. Если на них посмотреть сверху, получился бы знак пропеллера, как рисуют его дети. Сам же округлый зал был большим и даже величественным, с высоким сводом и фресками по стенам. Время безвозвратно убило изображенное, но оценить труд неизвестных мастеров вполне получалось.

Из одной «лопасти» они вышли, однако ни вправо, ни влево свернуть не сумели бы. Путь преграждала полноводная и живая река, образованная бегущими крысами. Свет фонаря выхватывал темные шкурки, от громкого писка закладывало уши. Крысы не паниковали, не неслись откуда-то в ужасе, а размеренно перемещались, часто в два ряда: верхние топали по спинам и головам нижних.

Кай помянул матерей: свою – уважительно, а чью-то гипотетическую – нецензурно. Прародительнице крыс досталась особенно ветвистая фраза с примесью словесных оборотов из певучего языка, которого Симонов не знал.

– Ненавижу, когда натыкаюсь на что-либо подобное, – заметил сталкер. – Уж лучше бы чудо-юдо какое-нибудь, честное слово, которое можно пристрелить и тем решить проблему.

Влад поморщился. Встречаться с тварью не хотелось до колик, но в словах Кая имелся резон: крысиный поток автоматной очередью не остановить, и тем паче не обратить его вспять.

– И как же нам теперь? – спросил Влад расстроенно. – Неужели возвращаться?

– Потеряем много времени, кроме того, не уверен, что нас не будет ожидать какой-нибудь неприятный сюрприз.

– Алексей?

– Он самый, – Кай потер переносицу и спросил: – Ты же понимаешь, что теперь нам уже не избежать игры в догонялки? Либо он убьет нас, либо мы – его. И лучше бы мне снести ему голову до того, как против нас поднимется весь Рейх.

– Само собой, – ответил парень. Голос дрогнул, и он раздосадованно буркнул: – Разумеется, я все понимаю.

– Впрочем, – задумчиво и так, словно слова Влада на самом деле ничего не значили, протянул его спутник, – я надеюсь исполнить свои обязательства раньше. В этом случае ты выйдешь из-под удара.

– Да… черт побери, Кай, это нечестно! – воскликнул парень уязвленно.

– Почему?

– Сын казначея – и мой враг тоже: был им еще до землеройки. Он пытался убить меня на Нагатинской и вряд ли отступится теперь. Я опасен для него. Наравне с тобой, между прочим. Неужели ты думаешь, будто я стану отсиживаться на Фрунзенской? А если тебе не повезет?.. Если Алексей… – запал и ярость потухли, и Влад смутился, умолкнув.

– Если Алексей убьет меня? Ты же хотел сказать именно это? – поинтересовался Кай с незлой, мягкой иронией в голосе.

– Зря ты смеешься, – буркнул Симонов. – Думаешь, не понимаю, какой я на самом деле щенок в сравнении с тобой, да и много с кем еще, кто по метро ходит? Все я понимаю. Но иногда решить дело может и сущая нелепица. Я не останусь в безопасности, зная, куда ты идешь, и кого намерен ликвидировать. Я мешать не буду, обещаю, но и в сторонку не отойду.

– А как же родина?

– Плевать! Я с тобой останусь. Точка. Я решил!

Некоторое время сталкер смотрел на него в упор, ничего не говоря, затем протянул руку и мягко потрепал по плечу.