Уроборос

– Вроде того, – кивнул его спутник. – Я в точности не знаю, зачем сделали эти помещения. Возможно, для хозяйственных нужд, может быть, техники что-то тянули. Знаю лишь, как пролегают. Они – вроде связующего звена между метро и канализацией, идут в обход линий – напрямик.

– Именно то, что нам нужно, – обрадовался Влад.

– Само собой, ни фашисты, ни ганзейцы, ни красные не в курсе их наличия. В Полисе знают наверняка, но и то – единицы. Да и не из трепливых тамошние сталкеры. Короче, можем передохнуть здесь без опаски. Недолго.

– Потому мы и шли вместе с фашистами? Чтобы сюда добраться?

Кай кивнул снова.

– В метро имеется множество переходов, которые неизвестны большинству обитающих в нем людей. И это весьма удобно, как по мне. Во всяком случае, избавляет от множества проволочек и ненужной бюрократии.

С подобным утверждением было сложно не согласиться. А Симонов еще размышлял, как они пойдут: по территории Ганзы до Парка Культуры, а там – на Фрунзенскую, или двинутся на север по серой линии и далее – через Полис на юго-запад? Во втором случае путь удлинялся, но выглядел привлекательнее. Очень хотелось поглядеть на Библиотеку имени Ленина хоть мельком, да и в походе Влада все устраивало. Он не отказался бы и дальше идти по метро вместе с Каем. Чем реальнее и ближе становилась родная станция, тем сильнее бередили душу сомнения: а так ли она нужна ему? Быть может, во всем виноваты его детские воспоминания и юношеский максимализм, заставляющий постоянно оглядываться назад и не позволяющий, наконец, принять реальность в полной мере? Создан ли он вообще для сидения на одном месте?

Кай сунул ему под нос флягу, и парень лишь теперь понял, как же хочет пить. Жажда, как и обычно, улеглась очень скоро: подкисленное приятное питье унимало ее всего за несколько глотков.

Затем они пробирались в узкой – вытянув руки в стороны, удавалось дотронуться до противоположных стен – низкой каменной кишке. В случае возникновения опасности здесь не нашлось бы, куда спрятаться, осталось бы лишь отстреливаться, но все равно близость камня вселяла уверенность и спокойствие. Никто не смог бы подкрасться незамеченным.

Писк и шебаршение очень скоро стали привычными и не вызывали больше чувства омерзения. Влад, когда не прислушивался специально, их и не слышал, воспринимал фоном. Пол был ровным, идти по нему казалось сплошным удовольствием – не как по путям. Влад под ноги не смотрел, и когда под толстой подошвой хрустнуло, даже не сообразил, на что такое наступил.

Крыса размером не превышала его ступню, серый мех лоснился, а голый хвост вызывал какие-то неприятные ассоциации, которые Симонов не мог вспомнить.

– Некоторые полагают, будто всеобщая человеческая нелюбовь к грызунам тянется со средних веков, когда именно крыс сочли переносчиками чумы.

– А разве это не так?

– Как и всегда – лишь отчасти, – заметил Кай. – По мне, кое-кому следовало чаще мыться, пока подобная возможность действительно была. И я вряд ли поверю, будто именно знание истории подвигает кого-либо воротить нос от этих созданий, а женскую половину человечества – вскакивать на предметы и визжать. Хотя… это раньше сплошь и рядом было, сейчас, разумеется, реже.

– А почему тогда?

– Есть вещи, настолько сильно сидящие в сознании, что их никаким образованием и обстоятельствами не выгонишь. Они воспринимаются интуитивно. Вот ответь: почему через порог нельзя передавать предметы?

Влад пожал плечами.

– Понятия не имею.

Примета была распространенной, но истории ее он не знал. Вот как на него орали в детстве, когда решил подать что-то, находясь снаружи, человеку, бывшему внутри палатки, – запомнил отлично.

– Изначально именно под порогом хоронили. Покойник – предок, охранитель дома и очага. Потом его еще домовым звать стали. Тридевятое царство – загробный мир – всегда находилось за этим самым порогом, но стоило человеку выйти на улицу, тотчас отодвигалось – пряталось за полем, за рекой, за лесом, за горой. А теперь подумай: откуда явился тот, кто тебе что-то дает или передает, если ты внутри, а он – снаружи? Мыши же и крысы – пришельцы извне, как правило, снизу – из преисподней и загробного царства. Они – посланники смерти и потому противны жизни и человеческой природе. К слову, золото, вымывающееся из-под земли, тоже повсеместно и во всех культурах считалось металлом смерти. И сколько бы там – Кай указал наверх – ни насаждали христианские и прочие более поздние культы, изначального знания не выбить ни через тысячи лет, ни через миллион, если человечество, конечно, протянет столь долго.

Кай рассказывал, – вернее, заговаривал зубы и отвлекал от происходящего вокруг – а хруст под ногами слышался все чаще. Парень пнул меховой комок и тот, взвизгнув, шарахнулся в сторону, а затем, словно одумавшись, вернулся и тяпнул за мыс ботинка; не прокусил, но будто удовлетворившись местью, почапал мимо с гордым и независимым видом.

– Ничего ж себе… – пробормотал Влад. – Крыса наглая…

Кай рассмеялся.

– Да… – протянул Симонов, – Мне про покойника-охранника и в голову не пришло бы.