Уроборос

В голове всплыла фраза Кая по поводу героической, но идиотской смерти во имя спасения его, любимого, – словно специально накаркал! Слова звучали с неповторимой, ехидной интонацией, а Симонов в бессильной злобе сжимал кулаки. Если Кая сейчас убьют, все закончится, и для него в том числе. Не будет больше шуток и увлекательных историй, никто не станет его учить, исчезнет человек, рядом с которым парень, сам того не подозревая, отогрелся душой. И пусть Кай только выживет! Даже слепого Влад его не оставит, и черт с ней, с мечтой вернуться на Фрунзенскую, – и на Нагатинской устроятся.

– Так чо там у Сухаревской с той бандой? – спросил кривоногий.

– А ничего хорошего, – носатый сплюнул под ноги. – Эта гнида их отстреливала по одному, и далеко не сразу. В первый день он завалил какую-то шестерку. Банда в туннель кинулась, да Тихую Смерть и поумнее их ловили, но не поймали. На второй день он другого пристрелил, уже рангом повыше. А самым последним замочил главаря, чтобы, так сказать, прочувствовал всю безысходность.

– А вот и неправда, – внезапно раздался негромкий голос, в котором так и сквозила усмешка. – Каждое действие человек предпринимает с определенной целью. По крайней мере, у меня это так. Вам тоже советую думать прежде, чем творить глупости, – Кай немного помолчал. – Хотя… совет явно запоздал.

Если не видеть всего, творящегося в закутке, удалось бы представить мирный разговор у костра и сталкера, покачивающего кружкой в такт словам: ироничного, спокойного и уверенного в себе. Кай, даже связанный, с наверняка раскалывающейся от боли головой создавал впечатление хозяина положения – ощущали это все, не один лишь Влад.

– Так вот, – пользуясь тем, что бандиты словно впали в ступор, продолжил он. – Если бы я собирался проводить профилактическую беседу, то действительно надолго растянул бы это задание и обязательно оставил бы главаря в живых, дабы всем рассказывал, какая кара может постигнуть в метро человеческих тварей. Однако я не склонен верить в перевоспитание откровенных ублюдков, и не вижу смысла сидеть сиднем в туннеле неделями ради сомнительного удовольствия напугать до усрачки будущие трупы. Это нелогично. Я действительно ликвидировал их одного за другим, но довольно быстро. В конце концов, мне нужно есть, пить и спать, не говоря уже о вещах более приземленных.

– Ах ты, мразь! – отмер вдруг кривоногий. – Еще и гордишься.

– Каждый нынче выживает, как может, – вторил ему носатый. – Не тебе их судить!

– Истинная правда по поводу всего, кроме последнего, – с явно слышными одобрительными нотами в голосе сказал Кай. – Я далеко не святой, и каждый действительно выживает, как может. Однако если начинает делать это за чужой счет, то становится паразитом. А паразитов следует уничтожать, дабы не плодились, что я и делаю.

– Тоже мне, господь бох… – поперхнувшись на последнем слове и потому исказив его звучание, прошипел носатый.

– Вовсе нет, – фыркнул Кай. – Просто у меня обостренное чувство социальной справедливости. Вы мне лучше вот что скажите: почему у вас глаза такие стеклянные?

Носатый и кривоногий переглянулись.

– Глядите-ка, и зрачки точь-в-точь, как у баранов – узкие и горизонтальные. Ну… почти. Ай-ай-ай, кто ж вам настолько хорошо мозги-то промыл? – продолжал Кай.

– Винт… – прошептал носатый, – говорил…

Он потер лоб, словно пытался припомнить.

– Вряд ли. Ваш ходячий морализатор, конечно, способен загрузить почти любого, но не загипнотизировать, – очень тихо, так, что приходилось прислушиваться, произнес Кай, слегка растягивая слова. Его собеседников такие интонации, казалось, окончательно превратили в сомнамбул. – Был еще кто-то. Кто?! – последний вопрос он задал, едва не сорвавшись на крик.

– Да пацан же! – радостно воскликнул кривоногий. – У костра к нам подсел.

– Как выглядел?! – резко и громко спросил Кай, Симонов аж вздрогнул.

– Да как все: молодой, рослый и какой-то гадкий, что ли; больно хорошо о себе думал, а нас чуть ли не оскорблял, – скороговоркой проговорил тот. – Он такой типа пахан, а мы – чмо. Понимаешь?..

– Особые приметы! Живо!

– Нема особых-то! – в ответном выкрике кривоногого обозначилась самая настоящая паника. Словно допрос вел пленник, а он лежал связанный, с видимым трудом опершись плечом о стену и прислонившись виском к холодному камню. – Бесцветная моль, словно природа на нем отдохнула: не додала этого… как его… меланину.

– Какие ты, оказывается, слова знаешь. Дальше, – приказал Кай.

– И в то же время не как дети нынешние, не… альбинос. Во! Долговязый, как тот поц, и смотрит, набычившись, слова цедит, и ваще…

– Ах ты, гнида! – загрохотал вдруг носатый, почти перекрывая хлопок ТТ.

Все внимание Влада было приковано к кривоногому, вот он и не заметил, как носатый достал оружие. Глушитель, наверное, был не совсем исправен, потому по ушам дало сильно. На пару мгновений почудилось, будто сверху рухнул полог плотной, вязкой и пугающей темноты.

Носатый все жал и жал на спусковой крючок, а тело кривоногого, повалившееся на пол, вздрагивало, когда в него входила очередная пуля.