Уроборос

– Агония, не больше. Имеет ли смысл дергаться, если бабочка уже попала в паутину? – сказал старичок и крякнул. – Сдохнуть-то проще.

– Сдохнуть проще всегда, а вот я, пожалуй, еще немного потрепыхаюсь! – неожиданно для самого себя разозлился Симонов.

Гул нарастал и нарастал, казалось, он одновременно шел отовсюду. Влад завертел головой. На станции не было ни колонн, ни арок. Лишь справа и слева поднимались вверх эскалаторы. Широкая платформа находилась посередине, над ней раскинулся потолочный свод, в самой высокой части которого пролегала полоса ярчайшего белого сияния.

– Что это за станция? – перебирая мысленно древние фотографии, которые в детстве видел на Фрунзенской, спросил парень. Он знал не так уж и много подобных. Библиотека имени Ленина и Тульская тоже относились к так называемым односводчатым станциям мелкого заложения, однако светильники на них располагались совершенно иначе. Да и сиял ли над ним именно светильник?..

– Конечная! – со смешком ответили ему челноки на чистейшем русском и продолжили балаболить на своем странном и удивительном наречии. Влад даже не удивился этому, пораженный настигшей его догадкой.

Наверное, он слишком внимательно смотрел на эту светящуюся полосу наверху. Глаза приспособились к свету точно так же, как и к тьме ранее, и теперь тот более не казался ослепляющим, не был он и ярко-белым, а голубоватым, с то там, то здесь мелькающими облачками.

– Это же небо! – вырвалось у Симонова, но страха он отчего-то не почувствовал, а ведь следовало. Хотя бы потому, что теперь он, как и все люди, находящиеся на станции, заражен. И странно, почему по-прежнему стоит под этими лучами, глядит в ясный солнечный день и не сгорает, не слепнет, не бежит отсюда в ближайший туннель.

«Следует увести их отсюда!» – пронеслась в голове заполошная мысль. Влад посмотрел на Марию.

– Нам это не нужно, – произнесла она. – Я не хочу обратно во тьму чистилища.

– Не поможет, – вторил ей старичок.

– Потому что вы все мертвы, – очень спокойно сказал парень. – Но я ведь – нет.

– Пока нет, – заметил черноглазый. – Кстати, мертвы, отнюдь не все.

Влад было открыл рот, но не успел произнести ни слова. С двух противоположных сторон раздался резкий гудок, заставивший все внутри буквально подпрыгнуть и перевернуться несколько раз. Сердце затрепетало и забилось вначале в пятках, затем – в горле. Яркий свет внезапно ударил из правого туннеля. Запоздав всего на мгновение, абсолютно такой же луч метнулся из левого. А затем, под стук колес и вой, на станцию одновременно вынеслись два серо-голубых поезда, сверкая металлом гладких боков и синими полосами на них.

«Синяя стрела», – прочел парень. Только как-то очень странно выглядели буквы. Удавалось рассмотреть то одну, то другую. Написание, может, и знакомое, а сложить их вместе не выходило. Однако он точно знал, что на боку вагона написано именно «Синяя стрела», и никак иначе.

– Но этого не может быть… – прошептал он.

– Еще как может, – захихикал старичок. – Каждые две с половиной минуты.

– Катаклизм унес слишком многих, – сказала Мария. – Потому и предоставлены души в чистилище сами себе, пока «Синие стрелы» без перерывов отвозят пассажиров на конечную станцию.

– Каждые две с половиной минуты, – повторил старичок и поднялся, вмиг оказавшись человеком слегка за тридцать, высоким и худым, с длинными красивыми руками и пальцами музыканта. Глаза цвета вороненой стали глянули прямо, вынули душу, разглядели ее, вертя так и эдак, но, удовлетворившись увиденным, вложили обратно в тело и оставили в покое. Мужчина тряхнул иссиня-черными волосами и, насмешливо хмыкнув, сказал:

– Ну, попытайся, если так угодно.

Симонов кивнул машинально, так и не поняв, о чем говорит этот человек, теперь одетый совершенно иначе, чем раньше: в водолазку болотного цвета и черные узкие брюки. Ботинки с узкими мысами – в таких не побегаешь по туннелям! – сверкали на солнце. Только теперь Влад осознал, что полоса ясного неба расширяется!

– Две с половиной минуты, – в третий раз произнес бывший старичок низким красивым голосом с едва слышной хрипотцой, и Влад вздрогнул. Огромная силища, природу которой точно не вышло бы определить или осознать, сквозила в обертонах, играла на неслышимых обычному уху звуковых частотах и потешалась над глупым человечком, мало на что способным, но упрямым. Вот именно упрямство вмиг помолодевшему старичку и нравилось. На мгновение парню подумалось: «А с человеком ли я говорю?..» Однако в следующее мгновение, видать, сообразив, что толку от него не слишком много, мужчина указал в сторону и велел: – Смотри!

Влад не заметил их вначале, но теперь отчетливо видел электронные часы над туннелем. Повернув голову, он убедился – точно такие же находились и над противоположным. На них истекали те самые две с половиной минуты. В тот миг, когда отсчет остановился на нуле, поезда синхронно встали.

– Осторожно, двери открываются, – разнеслось по станции.