Уроборос (СИ)

— Алан Крейн не был человеком, — задумчиво проговорил Эрик, — ты об этом?

Я кивнул, словно Эрик был в состоянии меня услышать.

— Подожди, но если мы предположим, что он был бессмертным, которого убила Исида, а после вернула к жизни, то где он сейчас? Пламя у меня, а не у кого-то еще, значит Алан умер после этого.

Сглотнув слюну, я сделал пару глубоких вдохов и выдохов.

— Эрик, — тихо начал я, — я не знаю, как. Но Всевышний же как-то возвращался в телах людей, почему его брат не может быть способен на это же? Я не уверен точно до конца, но, — я закашлялся, — но мне кажется, что если Пламя вцепилось душу, то она никак не могло перейти по наследству.

Крейн молчал.

Тишина висела долго, а я позволял себе сейчас не продолжать мысль.

— Моя кровь не имеет той штуки, что кровь Оливера и Валери, — голос Крейна дрогнул.

— Мы могли ошибится, приняв это за присутствие так сказать гена Всевышнего. Вспомни рисунки Макса. Ее поток тогда наполовину состоял из гибридных. А мы уже убедились, что сам поток влияет на кровь, — тихо ответил я, — вот эта неизвестная составляющая, что обнаружила Марил, вполне может быть именно подтверждением потока.

— Бак, но это же бред, — раздалось в динамике без паузы.

— Нет, Эрик. Исида вернула Алана Крейна к жизни. Я пока не понимаю, как так вышло, — тихо кашлянув, я закрыл глаза, — но Оливер назвал тебя Сильнейшим из когда-либо живущих. Пламя молчало годами потому что его не было ни у кого, Эрик. Ни у кого из Крейнов не могло быть Пламени потому что оно заключено в душе Алана Крейна.

— Бак, но Алан вернулся к жизни раньше, — скрипнув зубами, сказал Эрик, — это просто невозможно, что сначала написана история, а после она происходит, понимаешь?

Я сглотнул слюну.

— Вспомни связь, — прошептал я, — вспомни, как мы начинали разбираться в этом. Или ты примешь сейчас невозможное и мы попробуем понять, или оборвешь нить просто из-за нежелания признавать, что такое может быть. Я понимаю, что нам сейчас кажется, что много несостыковок, но ты, Эрик, Воскрес, перед этим вогнав себе в грудь кинжал. А после воткнул его еще раз уже без особых повреждений. Всевышний жил в теле Макса Лавра, а Валери бегает по Пограничному Лесу Чудовищем с гибридными потоками. Твой сын — истинный некромант, что словно сканер видит людей насквозь. Кажется, что невозможное — это то, на чем мы специализируемся.

Тишина на той стороне трубке насторожила меня.

— Всевышний был в смертном теле, как и Безмолвая, — спокойно начал Крейн, — значит и Алан тоже. Если мы предположим, что ты прав, то само по себе Воскрешение не сделало его бессмертным, как и наличие Пламени раз после он погиб. Оливер до смешения потоков был смертен, — задумчиво продолжил Эрик, — но Валери несколько раз была у Врат и возвращалась обратно.

— А ты был? — спросил я.

— Макс говорит, что да, — раздалось из динамика, — он сказал, что я был мертв и Валери вернула меня. Бак, — Эрик закашлялся, — все живое становится мертвым, это неизбежный процесс.

— При этом Назар прожил шесть сотен лет.

— Последний вздох, тут все понятно. А я, — Крейн усмехнулся, — кажется Пламени не достаточно просто быть.

— Он сделал тебя бессмертным, — подпрыгнув на ноги вскрикнул я.

— Чего?

— Последний вздох Всевышнего, Эрик! — меня трясло, — Его последний вздох был в твоем теле, понимаешь?! Когда ты воткнул кинжал, он вздохнул последний раз!

— Жизни девяти некромантов, — очень тихо сказал Крейн, — они создавали иллюзию неуязвимости до того момента, как…

— Поэтому нужно было твое Воскрешение, мертвый на ногах, из чьего тела Валери сможет упокоить его. Для этого нужна была связь, — я сглотнул слюну, — ты должен был стать бессмертным. Ведь если бы он хотел, чтобы Валери действительно убила тебя…

— Он бы просто не позволил мне выкинуть Книгу.

Когда-то

Пограничный Лес

Оливер

Валери заходилась в крике уже час. Желание пробить головой стену усиливалось с нарастающим детским плачем. Прижавшись затылком к двери, заставлял себя дышать спокойнее. Не первый раз. Рука сама сжалась в кулак, натягивая сеть. Лазутчика выгнулся назад с громким хрустом, от чего черные, местами сохранившиеся волосы на обгорелой и гниющей коже свесились чуть ли не до пола.

— Хзн, — хрипел гибрид, даже не пытаясь принять прежнее положение, — Влри.

Живые позавидуют мертвым. Сейчас меня распирало именно это чувство. Гибрид передо мной, он же не понимает этого, не чувствует. Век за веком он испытывает голод, что терзает его, но находит в себе силы смотреть на ребенка сейчас. Испытывать к нему жалость. А я больше не мог. Слышать, видеть, чувствовать, как все то, что я сделал растворяет каждую клетку мозга в порошок.

Как же я устал.

Где я ошибаюсь? Поднявшись с пола в два шага оказался возле кровати, где с красным лицом разрывался младенец. Увидев меня, дочка сразу успокоилась, растянув рот в беззубой улыбке. Маленькие ручки потянулись ко мне, а я отвернулся, чувствуя, что внутри что-то разрывается, горячей лавой опаляя все внутренности.