Уроборос. Том 1

Хосров понял, что ему дали понять удалиться. Он попрощался с императором, членами совета и особенно уделил внимание императрице. В коридоре к нему присоединились свита и куратор. Персы вопросительно бросали взгляды на своего повелителя, но задать вопросы, конечно, не смели. Видимо, куратор уже получил нужные указания, и вывел их на улицу с целью провести экскурсию по достопримечательностям города. Сознание Хосрова будто разделилось. Одна часть внимательно случала пояснения о Большом императорском дворце, Ипподроме, колоннах императоров древности и храме Святой Софии, а другая анализировала прошедшую встречу.

А подумать было о чем. Первое впечатление об императорской семье было довольно неожиданное. В них не было той сияющей и блистательной царственности, к какой привыкли арии. Ни давления золота, камней и огня, ни грозного вида карающего божества. Нет, перед ним была пара средних лет, которые выглядели провинциальными крупными землевладельцами, в простой одежде и с минимумом украшений. И Маврикий, и Константина оказались очень человечны и, скорее всего, были по-настоящему отцом и матерью для своего народа. Их обаяние подкупало даже его, глядя на них человек не трепетал от ужаса и восторга, как в Иране, и радовался, что есть такие люди, которые заботятся о них. Остальные, с учетом того, что они не так много говорили, выглядели настоящими профессионалами своего дела. Насколько понял Хосров из первой встречи, в целом его просьба рассматривалась в положительном ключе, и теперь следовало прийти к общему согласию с учетом имеющих ресурсов империи. В любом случае, от него сейчас ничего не зависело, и он принялся с удвоенным вниманием слушать рассказчика.

В тот момент, когда он застыл от изумления и восторга осматривал одну из небольших цистерн Константинополя, с ним столкнулся молодой человек чуть младше него самого. Свита шахиншаха чуть не бросилась на молодого ромея с кровожадными намерениями, но Хосров жестом остановил их. Два человека стояли и меряли друг друга взглядами, юношеский максимализм не позволял ни одному извиниться первому. Наконец, царственное воспитание взяло верх, и Хосров немного поклонился.

–Прошу меня извинить, благородный ромей. Я так увлекся рассказами об этом великом городе, что не смотрел по сторонам.

Тот подумал несколько мгновений, потом тоже поклонился и немного дернул плечом.

–Извинения приняты, чужестранец. Но,-он широко и открыто улыбнулся,-смотри по сторонам, в этом городе не так просто смягчить обиженного похвалой Константинополя.

Хосров оценил такт и юмор ромея, и поклонился еще раз. Прерванный рассказ продолжился.

-А кто это, Ираклий?,-спросил совсем мальчик, который только сейчас догнал его. Как ты понял, что это не ромей?

–Григорий, пора бы тебе уже различать народы. Это перс, при чем, довольно высокопоставленный. Если ты не узнаешь их, как ты будешь с ними воевать?,-продолжая улыбаться поддел младшего брата молодой человек. Ты же не перепутаешь копченую рыбку с устрицей и не будешь есть ее раковину?

– Так это еда,-ответил тот с видом знатока, и, будто по волшебству, вытащив откуда-то из-за спины, кусок сыра с хлебом,-она требует серьезного отношения.

В это время в неприметном дворце, откуда не так давно вышел шахиншах, горела дискуссия. Дело было в том, что император склонялся к положительному ответу, а его советники, прямо не противореча ему, пытались доказать, что сейчас империя не потянет таких расходов на дело очень сомнительной пользы.

–Я не верю ему,-прямо заявил Петр,-он получит деньги и войско, скорее всего вернет престол, а потом укрепит власть и пойдет на нас войной. Пусть лучше живет в Константинополе в качестве почетного гостя, и мы сможем его всегда использовать для противодействия Бахраму.

–Император,-подал голос очень скромный и набожный Иоанн,-мы должны думать о наших братьях во Христе, которые сейчас массово гибнут в Иране. Если мы не поможем Хосрову, то все христиане или будут уничтожены, или обращены в веру магов.

–Но так Риму же лучше,-не отступал Петр. Да, мне тоже жаль наших братьев, но пусть Бахрам и маги дальше подрывают экономику своей страны и обескровливают ее. Пусть уничтожат и торговлю, и производство, тогда будут не в состоянии вести против нас серьезные войны еще много лет.