Урод

— Все в порядке? — Марина покосилась на позеленевшую Элину. — Хочешь? — Протянула ей миску с мясом и тушеными овощами. — Уже все отделение судачит, что ты болеешь.

— Да здорова я, а есть мне противопоказано, — брякнула Элина, внезапно понимая, что аромат мяса перестал быть ароматом смерти, а начал вызывать повышенное слюноотделение.

Она смотрела на мясо с подливой, приправленное овощами, и только оно занимало мысли. Девушка сглотнула, ощущая болезненную жажду в горле. Желудок заурчал, вывешивая свой предательский флаг с изображением обезглавленной курицы в зарослях овощей. Элина ждала новой волны тошноты и приготовилась сгибаться и бороться с собой, но ничего не произошло. Просто эти куски чертового мяса смотрели прямо ей в глаза и укоряли ее за такое вероломство, за предательство принципов, за отступничество.

— Чего это?

— Жирная стала.

На этих словах она вспомнила то недалекое время, когда точно так же категорично отзывалась о красоте своего лица. И опять жизнь кинула ей этот не спасательный замкнутый круг. Только теперь пришло время ненавидеть тело.

— Эля, ну ты и чушь несешь. Нормальная ты, особенно в этих балахонах, уж прости, в которых ты ходишь в последнее время, — ответила ей Марина.

— Вот и хожу в балахонах, чтобы не трясти неприлично большими телесами.

Марина повела плечом, не понимая этих стенаний насчет фигуры от стройной девушки. Всегда так было: красивые любят придираться к любой мелочи в своей внешности; стройные обожают плакаться о лишних килограммах; умным всегда не хватает прочитанных книг. Прибедняться — любимейшее из занятия венцов творения. И созданы-то мы не так, и слеплены не этак…

— Зря, — хмыкнула вторая медсестра. — Может, тебе успокоительные попить? А то начнешь еще худеть, станешь анорексичкой.

Куда ей худеть… Справиться бы с эмоциональной опустошенностью. Засыпать бы ночью без головокружения и тошноты, не видя сны с Алексом, в которых он снова использует и обманывает ее, и она, протягивающая руку в прошении еще большей лжи. И просыпаться бы по утрам в кровати, а не возле унитаза все с той же тошнотой. Завтракать бы снова кашей или омлетом, а не чаем и килограммом конфет вперемешку с печеньем. Эмоции выгорели, оставляя в душе лишь копоть и гарь. Запах спаленных чувств металлической ржавчиной заполнял собой сознание.

— Не стану. У меня еще есть мозг. Серое вещество не выцвело, слава богу, — хмыкнула Элина.

Марина доела и убежала выполнять свои обязанности дальше, а Элина продолжила отдыхать. Никогда она не была так рада отдыху. Всегда стремилась работать до потери пульса, упивалась работой, как истинный трудоголик. Она любила медицину… когда-то. А теперь от этой любви осталось лишь усеянное костями поле боя. Кровь вызывает рвоту. Внутренние органы — отвращение. И это все впечатления хирурга! Ни в одном анекдоте она такого не читала. Жизнь порой проявляет навыки самого черного из всех стэндап комиков.

Куски мяса все еще шефствовали над ней. Этот запах, который она уже давно забыла, возродил в памяти далекое прошлое. Память гладила ее сознание своими потными старыми руками, заставляя морщиться от омерзения и улыбаться от сладкой ностальгии одновременно.

— Возьми себя в руки, Стриженова! — громко крикнула Элина и резко поднялась на ноги. — Никакого мяса, никакой рвоты, становись снова врачом!

Остаток рабочего дня пролетел, точно подбитый вертолет: медленно, с шумом в ушах и учащенным сердцебиением. Под конец своей смены Элина была уверена, что умрет. От усталости даже сумка с кошельком и расческой внутри стала казаться неподъемной. До того хотелось спать и есть, что сил идти не было.

— Кого ждем? — спросила работница регистратуры, выходя из здания больницы.

Элина прохлаждалась на крыльце, аккуратно опираясь о стену. Ох, черт… Если кто-то из начальства заметит, как она подпирает стену с ватными ногами, ее увольнение и принудительное лечение у психиатра будет делом решенным. Дождь все-таки прошел, оставив свои мокрые следы на земле. Однако проще не стало: голова все так же болела, давление не переставало скакать, словно она была бесплатным батутом.

— Такси, — понуро ответила девушка и закуталась в легкую шаль, чувствуя озноб.

Ну вот, простуда. Точно депрессия подрывает ее организм партизанской войной.

— Что-то раньше ты никогда на такси не ездила, всегда говорила, что пешочком лучше. Пока, Эля!

— Пока, Тома!

Ей и самой не нравилась идея ехать на такси до дома, когда дойти до него не составит труда, но ноги уже совсем не ходили. Они гудели, и спина вторила этому фальшивящему дуэту, наигрывая боль на струнах ее мышц. Старая она стала для медицины…

— Элюся, привет! — крик Жени встретил ее у порога. — Чай, кофе? Как сегодня на работе было?

— Чай… Или кофе! Давай лучше сок.

— Может, воды или пива? — расхохоталась подруга. — Мы не в баре.

— Пиво, — пробормотала Элина, вспоминая о существовании алкоголя. — А давай винишко разопьем на двоих?

Женя высунулась из кухни и удивленно поглазела на Элину. Не перестает удивлять.

— Винишко? Ты время видела? Завтра тоже на работу, нам обеим, кстати.