Урод

Впервые она сделала нечто подобное…. Впервые. Не описать словами, какая легкость разлилась во всем теле. Словно бы с этой пощечиной она отправила в прожорливую пустоту вселенной весь скопившийся негатив.

— Дура чокнутая! Голову сначала вылечи! — орал ей вслед он, но разве его истеричные крики имели значение?

Она двигалась уверенно, шаг в шаг с облаками, которые точно знали, что они делают и зачем. Элина теперь тоже знала. У нее есть дом. Муж. Она должна быть там, с ним. Может, ребенок их объединит? Нужно предложить ему. Да, ребенок навсегда свяжет их. И тогда она точно всегда будет возвращаться домой. Всегда.

По пути к якобы дому (она с таким рвением убеждала себя, что дом у нее есть!) ей попалась скамейка. Сил нести это мертвое тело не было, поэтому она позволила себе небольшую передышку.

— Почему же ощущение такое, будто я смертница? — бурчала себе под нос Элина, срывая росшие у бордюра цветочки.

Ребенок это же хорошо. А ей кажется, словно его рождение станет выстрелом в висок. Но ведь Миша уже точно не бросит ее? Вдруг он оставит любовницу ради их ребенка? Она не нужна ему, но ребенок?..

Вечное заблуждение женщин, что привязанность к ребенку станет сильнее равнодушия к ней самой и удержит мужчину рядом, толкало Элину на необдуманные поступки, которые потом нельзя будет обнулить и переиграть.

Зачем она пошла в хирургию? Взгляд девушки задержался на муравьях — изучала бы мирмекологию себе спокойно или — теперь она следила за назойливыми комарами — подалась бы в энтомологию. Да мало ли наук, где не приходится делить свое время с неблагодарными, завистливыми, несправедливыми людьми?

Через какое-то время Элина все же доплелась до дома, дотащилась, выжатая до предела. С нее если только пот ручьями не катился. Сил не было ни на что. Миша ее не встретил и не открыл дверь, когда она позвонила, но оказался дома.

— Дорогой, ты дома?

— Дома.

Почему его тон такой сухой, точно они сейчас в зале суда? Дурное предчувствие заставило ее сердце колотить во все двери, просясь наружу, сбежать подальше отсюда. Ерунда. Это все стресс пережитого дня.

— Ми-иш, я так скучала по тебе… И хотела кое-что спросить, — неуверенно начала она, готовя и себя саму к вопросу о ребенке.

Он резко встал, отшвыривая стул. Глаза мужа неистово прожигали ее погребальными кострами. Которые он разжег для нее.

Неожиданный удар на долю секунды погасил свет в ее голове. Вернув голову на прежнее место, Элина посмотрела на человека, когда-то бывшего ее мужем. Зверь. Перед ней часто дышал зверь, и рука у него была тяжелая.

— По мне ты скучала, тварь? — прорычал он, сгребая ее волосы в кулак. — И скучала ли вообще?

В лицо Элины уткнулся экран его телефона. На видео без звука можно было увидеть нежную парочку, пожимающую друг другу руки в летнем кафе. Она и Дима.

Глава 9

Любая ошибка, которую признал человек, становится творческим выбором.

Бернар Вербер «Третье человечество».

Землетрясения магнитудой, превышающей все допустимые пределы, сотрясали его мозг. Казалось, его выворачивали наружу с искусностью и изощренностью мясника, который потрошит свою жертву в угоду прожорливым желудкам разумных существ. Мясник любит кровь. А значит, будет усердствовать над трупом своей жертвы.

Широко распахнув обезумевшие от боли глаза, Дмитрий схватился за прикроватную тумбочку. Пальцы были липкими от пота и скользили по дереву.

— Где этот чертов выключатель, — слова вылетали из его измученного, пересохшего от ночных кошмаров горла уже потухшими искрами.

Вся его жизнь была такой: потухшей искрой, хотя спичку еще даже не поднесли к коробку. Он умер, не успев родиться.

Лампа пролилась на ночную тень мужчины пьяным светом, что заполнял собой помещение, но не согревал и уж точно не освещал. Так и он накануне пил и пил, заполняя организм водкой под завязку, а легче не ставилось. Он даже не пьянел. По крайней мере, так ему казалось. А потом погас свет, и пасть разинула темнота.

— Пусть это все прекратится, — молил пустоту он, но она только показывала ему неприличные жесты в ответ.

Он мог пересчитать у темноты зубы. Все до единого сгнившие. Ими она хотела отрывать от него по куску медленно, растягивая удовольствие, словно виртуозную игру на скрипке. Последняя струна всхлипнула, и Паганини закончил свой каприс. Скрипач от дьявола играл на его одиноком балу исступленной ярости и сквозящей в каждом вдохе боли.

Не чувствуя собственного тела и не ориентируясь в пространстве, наугад переставляя ноги во мраке квартиры, он добрался до кухни. Коробка с лекарствами распласталась на столе брюхом кверху, а его дрожащие руки копались в ее нутре в поисках таблеток.

Две капсулы болеутоляющего. Еще две. Стакан ледяной воды обрушился на горящее в неистовой жажде горло Дмитрия. Он громко выдохнул, почувствовав, как кандалы и цепи по одному слетают с его тела и разума.

Кажется, он вспомнил все. До самого конца. Выковырял эту многолетнюю грязь из-под ногтей. И теперь его организм отторгал всю эту мерзость, что копил в себе всю жизнь.