Урод

«Гордость?.. Нет, тут не просто гордость. Тебе придется решать, изменить ли самому себе, точнее – той части тебя самого, которая называет себя „я“ и сейчас бредет по незнакомой улице в чужом рваном плаще. Ты сам знаешь, что гордость тут ни при чем, ты достаточно умен, чтобы быть обуянным гордыней. Вопрос в том, готов ли ты залезть в грязь, стать одним из сотен тысяч одинаковых смердящих уродов. Учти, нельзя пронзить одним эскертом сразу двух врагов, ты не сможешь жить и работать, как последний нищий, и при этом чувствовать себя шэлом. Работе придется отдать всего себя без остатка, если хозяин прикажет – исполнять, ударит – терпеть. Ты не сможешь нацепить на лицо маску, успокаивая себя тем, что убирают помет и моют хеггов вовсе не твои руки, в то время как настоящий ты – законнорожденный шэл Алдион – взирает на это изнутри. Тебе придется стать тем, кого ты больше всего ненавидел в прошлой жизни – грязным не рассуждающим рабом, для которого во всем мире существует только работа, обвалившийся шалх и деньги. Нельзя быть нищим и шэлом одновременно».

«Я не хочу закапываться с головой в грязь».

«О да, ты хочешь запачкать лишь руки, а самому остаться чистым».

Этот второй Крэйн был порождением болезни, это его половина лица, покрытая язвами, улыбалась ему из водоема. Теперь он забрал причитающуюся ему по праву и часть мозга. Крэйн нащупал там его логово, как кончиком языка – дыру в зубе, что-то вроде сырой промерзлой пещеры с забранной густой паутиной входом. Где-то внутри вяло ворочалась его вторая половина, ожесточенная, напрягшаяся, готовая в любой момент выскочить и выпустить когти.

«Ведь это не моя была мысль – убить случайного прохожего, – неожиданно подумал он. – Предыдущий я, настоящий, выросший в тор-склете, никогда бы не смог убить в спину человека, пусть даже пустого и никчемного, только ради того, чтобы обчистить его талем. С другой стороны, тому предыдущему никогда не приходилось сталкиваться со смертью. Нет, я, конечно, смотрел ей в глаза, всегда была вероятность, что очередной оскорбленный муж наймет убийц по душу молодого шэла, очередной противник окажется ловчее его самого или какая-нибудь из брошенных пассий отмерит мне яда, но никогда прежде смерть не касалась склизкой холодной рукой шеи, она всегда играла по правилам, выжидая ошибки с моей стороны. Сейчас все было иначе».

Он брел по улице, глядя себе под ноги. Его провожали внимательными взглядами или мимоходом брошенными угрозами, которых он не замечал – в этом районе не было место черни. Какой-то здоровяк с затуманенными фасхом глазами попытался преградить ему дорогу, но, увидев лицо, быстро обмяк и, став похожим на большую тряпичную куклу, посторонился. Крэйн почти не заметил этого – он был занят своими мыслями.

Что он умеет? Как ему, чужаку, найти деньги в этом сумасшедшем городе?

Первый вариант, пришедший ему в голову, позволял не уронить достоинства, но он отмел его, недолго поразмыслив – разумеется, в дружину шэда его не возьмут, пусть даже он раскидает голыми руками всех дружинников.

Собственно, учитывая его лицо и одежду, его не подпустят и на пол-этеля к тор-склету. Назваться же настоящим именем – полное безрассудство – Крэйн хорошо знал возможности Орвина и не сомневался, что даже если его не бросят в яму слуги шэда, на выходе из тор-склета или в темном переулке его наверняка ждет брошенный невидимой рукой артак. Пока его лицо изуродовано, он в безопасности, ни одна душа его не опознает, но стоит назвать имя – и не поможет уже ничего.

По этой же причине не стоит рассчитывать и на место охранника у какого-нибудь торговца или ремесленника – с таким лицом и одеждой тут же примут за шеереза и хорошо если просто откажут, а не вызовут стражу.

Нет, придется смириться с тем, что здесь ему не отыскать работы, до которой он смог бы снизойти с высоты своего достоинства. Копаться в ываре? Убирать за шууями? Крэйн почувствовал, как зубы скрипят, перетирая друг друга. Никогда! Даже если ему не суждено умереть красиво в бою, он встретит смерть достойно, глядя ей в глаза, как и полагается члену древнего и славного рода. Он не станет мараться в грязи, только чтобы трусливо отсрочить ее на Эно или два.

Петляя по незнакомому городу, он и сам не заметил, как оказался возле ывар-тэс. Вместилище ывара здесь было немногим меньше, чем в Алдионе, размером с добрую половину тор-склета, и также отгорожено невысоким заборчиком из глины и обожженного дерева. В огромном котловане, вырытом в земле, медленно ворочался ывар, похожий с расстояния на густой колышущийся фасх, но только непривычного белесо-прозрачного цвета. На поверхности, то исчезая в глубинах, то снова всплывая, крутилось несколько лохмотьев уже неразличимого цвета, то ли остатки чьей-то одежды, то ли выброшенный кем-то мусор.