София Артуровна задумалась. К чему ей проблемы с богатым психованным клиентом? Пусть выясняет отношения со своей женщиной сам. Ее клинике проблемы не нужны.
— Беременна ваша женщина.
— Да как вы… — на автомате начал ругаться Алекс, ожидая чего угодно, но только не новости о беременности Элины. — Что… От кого?!
— Уж чего не знаю, того не знаю.
— Точно беременна? Вы уверены?
Доктор усмехнулась. А у них с Элиной есть что-то общее.
— Я похожа на студента-двоечника, который не может определить беременность по анализам?
— Простите. Я просто… Я… — Алекс шумно выдохнул, чувствуя гарь догорающих мыслей. — Не ожидал такого.
— Она тоже.
— Что вы сказали?
— Я говорю, что для вашей девушки беременность тоже стала неожиданностью. Причем, неприятной.
— И она попросила скрыть это от меня?
— Да.
Мир, точно вращающаяся платформа аттракциона, ушел из-под ног. Теперь вся его жизнь встала с ног на голову. Если он раньше думал, что все изменилось, то теперь понял, что это не так. Все изменилось только что, в эту самую секунду, как он узнал, что у него будет ребенок.
Глава двадцать девятая
— Бедные школьники, — сказала Элина, стоя у окна и согреваясь этим дождливым утром чашкой зеленого чая.
— Чего это они бедные?
Женя уже порхала по кухне с кошачьими мисками, моющим средствами и кормом.
— Ты на их портфели посмотри! Где ж у них будет здоровая спина.
— Будем надеяться, что к тому моменту, как твой пойдет в школу, введут в использование электронные учебники. Или уже вообще машины будут летать, — рассмеялась подруга.
— Мой не пойдет в школу.
Голос Элины ошпарился в горячем паре, исходящем от чая, и почти слился с его шипением. Последние дни были проклятыми, дышали тяжестью и смертью, зажимали ей нос прищепкой и душили. Мысли об аборте причиняли боль, но жизнь показала себя таковой, что боль и есть ее основа. Мы рождаемся в боли, умираем в боли и всю жизнь ее терпим.
— Почему? Дома будешь его учить?
— Я не буду его учить.
Женя обернулась на роботизированный, сухой, безэмоциональный голос. Это говорит не Элина, а какая-то механическая кукла. И мысли ее стали бесчувственными. Голос жестокого разума подавил голос любящего сердца.
— Эль…
— Жень, — Элина раздраженно дернула занавеску и отошла от окна к раковине, — тема закрыта. Представь себе табличку, как на магазине, и не лезь ко мне, пожалуйста.
Вода брызнула в чашку, захватывая каждый миллиметр, вслед за ней жгучий моющий гель защипал керамику. Элина терла эту маленькую чашку так, словно видела в ней себя. Или будто это была волшебная лампа Алладина. Потри и загадай желание. Жаль, ее желания привели ее в ад.
— А ты меня знаешь, — не сдавалась Женя. — Если магазин закрылся раньше, чем должен, я могу и в дверь молотить, пока сигналка не включится!
— И что ты собралась делать?! — Чашка приземлилась на полку, перевернулась головой вниз, обсыхая, и позволила воде стечь с себя. — У меня выходной сегодня, и я записана к гинекологу.
— Ты… Ты сделаешь аборт?
— Женя, ты издеваешься? — устало спросила Элина; пусть дадут ей испачкать руки кровью и не лезут в душу. Это ее руки, это ее кровь! Никто не в силах помешать испить грех, особенно если крышка уже отвинчена. — По-моему, мы только и делали, что обсуждали аборт в последнее время.
— Да, но я была уверена, что ты не бессердечная тварь! Остановись, Эля!
— Называй меня так, как тебе угодно, — ее голос дрогнул, но она быстро затолкала боль обратно в черный чулан.
Пусть весь этот мусор вывалится сразу после аборта и похоронит ее в своей ядовитости. Главное, не сейчас. Киллер не плачет перед убийством.
— Ты не сказала отцу ребенка! Ты совсем сдурела? Вместе сделали ребенка, вместе и убивайте. Или сохраняйте! Но ты не имеешь права распоряжаться тем, что тебе не принадлежит полностью.
— Мне все равно, — буркнула Элина и быстрым шагом скрылась в ванной.
В этой квартирке даже негде спрятаться! Женя, как старший брат, всегда и везде ее видит. Читает ее помыслы по чертам лица, считывает все ее эмоции по движению зрачков. А так хочется забиться в свой угол и там поскулить.
— Эль, ну не пори ты горячку. — Женя прислонилась к двери ванной, сжимая руки в кулаки. — Убить всегда можно, а ты дай право на жизнь.
— На какую жизнь, Женя?! Где ребенку жить? В этой ванной?
— Мы накопим! — твердо крикнула подруга. — У меня нет никого, кроме кошки, поэтому я помогу тебе!
— Нет, нет, нет! Меня уже сняли с должности и не разрешают работать, так как от спирта я чихаю, от вида крови меня тошнит, руки с инструментами дрожат. Я стала никчемным сотрудником, — всхлипнула Элина. — Так больно снова все терять.
— Ну может, не судьба тебе в кишках копаться? Плевать на эту медицину! Она тебе столько горя принесла. Ты отдаешь ей душу, деньги, время, всю себя, а что получаешь в ответ? Да ничего ты не получаешь! Ни-че-го.
— Не верю, что слышу это от тебя. Ты предлагаешь мне бросить мечту всей жизни?