Воспоминания о том дне, который навсегда поставил печать уродства на страницах ее жизни, осыпались сажей в душе. Она аккуратно смела ее в заржавевший совок и без сожаления выкинула.
— Как бы там ни было, все неважно. — Невозмутимая безмятежность разлилась по нервным клеткам Элины. — Настоящее таково, что наша война закончилась, Катя. Ты победила по-своему. И я при победе, я счастлива. Так пусть каждый упивается своим триумфом, пока не станет горько пить из этого кубка.
Следующий шаг Элина сделала уже из здания больницы. Полная сил. Сияющая сильнее солнца. И оно дружелюбно согласилось уступить ей первенство сегодня, выставив вперед своих легионеров цвета морской пены — пушистых облачков.
Только вперед. Только к счастью по этой скоростной дороге жизни. Она начет все заново, оторвет от листа клочок и напишет на нем новую историю успеха и любви. А может, возьмет целый ватман — и никто не сможет остановить ее.
Глава двенадцатая
Мысли, все цвета и оттенки его намерений, янтарными отблесками плавали в бутылке арманьяка. Мезон Желас Арманьяк Миллезим — как же он обожал все виды элитного алкоголя… Особенно, если подумать, что у кого-то зарплата меньше, чем стоимость этой бутылки, которую он может, даже и не выпив до конца, отправить в урну.
Так и с жизнью: он не выпивал до конца все чувства, не побеждал, отступая при первой же трудности, не сражался, сложив мечи слишком рано в угоду своему трусливому альтер-эго.
— За жизнь, — воскликнул Туманов, играя в пустом театре, стараясь воодушевить и вдохновить на блистательную рецензию лишь одного критика — себя самого.
— Ты уверен, что такое количество бухла с утра и жизнь — совместимые понятия? — разрушил всю магию пьянства Алекс. — Пьянство вообще мало похоже на жизнь.
— Это не пьянство. Ты что, Санек? Как у тебя язык поворачивается обозвать распитие сего великолепного напитка пьянством?
Алекс ухмыльнулся, наблюдая из-за кулис уже не первое выступление этого артиста двух ролей: пьяницы и жертвы. Туманов был искусным лжецом самим себе: похоть, подкрепленную следованию общественным традициям, он называл любовью к Римме; беспробудное пьянство, пусть и за кругленькую сумму — распитием великолепного напитка.
Дьявол тоже называет убийство лишь избавлением.
— Дим, все зависит от того, как ты обзовешь то или иное понятие. Для кого-то аборт — это убийство, а для других — решение проблемы.
— Ну пьяница я и что? И разве убийство не может быть решением проблемы?
Язык Туманова одеревенел, и каждое новое слово оставляло занозы на небе. Ему было так все равно, так безразлично, так неважно все, что сейчас скажет друг. Скажет отец. Общество.
— Вечно вы все что-то говорите, говорите, — он сделал соответствующий жест руками, изображая незакрывающийся клюв, — а сказать ничего толкового не можете!
— О чем ты? — не понял его Алекс; вроде говорил пока без умолку только сам Туманов, и ничего вразумительного еще не получалось. — Твои слова можно собирать, как пазлы из разных упаковок.
— Я о том, — икнул он, расширяя границы сознания, за которые уже просачивались хмельные ручейки, — что папаша постоянно учил меня жизни. Но почему же я не живу тогда, а существую?! Он говорил, говорил, говорил, у него было столько теорий и постулатов, но что вышло в итоге?
Алекс пожал плечами, так и оставаясь в неведении, о чем болела душа Туманова. Что за конфликт с отцом? Он вообще мало распространялся о своей жизни. Все, что Алекс знал о лучшем друге, это то, какой он идеальный, но несчастный в личной жизни. Единственные неудачи Туманова, которые он видел, были связаны с Риммой.
— Туманыч, тебе надо проспаться.
— Утро на дворе! — махнул в сторону окна тот. — Я бодрствую.
За окном действительно постепенно рассеивалась бледная пелена. Небо умывалось, примеряя на щечки румяные лучи солнца и поправляя прическу из растрепанных белокурых облаков.
— Но в голове у тебя, похоже, ночь.
— Отвали, Сашка, — огрызнулся Дмитрий, вытряхивая из кряхтящей от возмущения пустой бутылки остатки арманьяка. — Хотя нет, прости, дружище, — почти слезно пропел он. — Спасибо тебе.
— За что? — задал вопрос только для поддержания видимости беседы Алекс.
Разве можно понять эту бессвязную болтовню, словно алкоголь запустил некую химическую реакцию в голове друга? Алексу казалось, что где-то глубоко в душе Димы живут саблезубые тигры, что рвут его на части, когда никто не видит. С их клыков свисают кровавые ошметки, а шерсть багрится от пролитой крови, но стоит только кулисам разъехаться — и актер начинает отдавать реверансы и усиленно кланяться.
— За то, что спонсируешь пойлом по себестоимости. Классно, — Туманов сглотнул, хватая за шкирку свои бегущие в разных направлениях мысли, — когда у лучшего друга сеть лучших магазинов алкоголя. Заметил, ты просто лучший?