— Вам нужно уехать из Праги как можно скорее. Вам нельзя здесь оставаться. Если вы немедленно не уедете, у вас могут возникнуть проблемы с властями.
— У меня? С чего вы взяли?
— Вам шьют дело. Я учусь в Карловом университете. Нас допрашивали — моего профессора и меня.
— Но я здесь без году неделя.
— Мне сказали, что вы приехали шпионить и общения с вами надо остерегаться. Говорили, что за то, чем вы здесь занимаетесь, вас ждет тюрьма.
— За шпионаж?
— За заговор против чешского народа. Заговор со смутьянами, врагами социалистического строя. Вы якобы подрываете нашу идеологию, поэтому уезжайте прямо сегодня.
— Я американский гражданин.
Нащупываю свой бумажник — в нем, помимо паспорта, лежит удостоверение члена ПЕН-клуба за подписью его президента, Ежи Косинского[60]
.— Недавно какого-то американца, не успел он сойти с поезда в Братиславе, схватили и на два месяца упекли за решетку, просто с кем-то перепутали. Все знали, что его посадили по ошибке, и все равно не выпускали. А одного австрийца неделю назад увезли в тюрьму прямо из гостиницы, и теперь его будут судить за деятельность, враждебную чехам. А журналиста из Западной Германии утопили в реке. Сказали, что он удил рыбу и упал в воду. Те, кто хочет навести шороху в этой стране, ребята крутые. А на вашем примере шорох получится ого-го какой. Именно так полицейские мне и заявили. Скоро пойдут аресты, один за другим.
Тут я отчетливо услышал, как речная вода плещется об отвесную каменную набережную возле палаццо Кленека.
— Из-за меня.
— И вас в том числе.
— Может, они вас просто запугивали, — говорю я, а у самого сердце колотится, того и гляди лопнет.
— Господин Цукерман, мне не следовало здесь появляться. Мне никоим образом нельзя было здесь появляться, но я боялся вас упустить. Более того. Если вы прямо сейчас отправитесь на вокзал, через пять минут я вас там встречу. Это вверх по главной улице, отсюда выйти и налево. Вы его увидите. Мы с вами якобы случайно встретимся у большого вокзального кафе. Послушайте, моей подруге сказали то же самое. Ее допрашивали на работе — насчет вас.
— Насчет меня. Вы во всем этом уверены?
Студент берет мою руку и жмет ее нарочито энергично.
— Такая честь с вами познакомиться! — Он говорит так громко, что слышно во всем зале. — Простите за назойливость, но я не мог с вами не познакомиться. Я же ваш поклонник, сами понимаете! До свидания, сэр!
Вернувшись, Ольга выглядит еще хуже прежнего. Теперь от нее вдобавок неприятно пахнет.
— Что за страна. — Она тяжело плюхается на свое место. — Нельзя даже в туалете проблеваться, сразу кто-нибудь норовит настрочить репортаж. Когда я вышла, у кабинки меня ждал мужчина. Все это время он стоял и слушал, как я… Вы там не напачкали, спрашивает. Нет, говорю, не напачкала. Вы шумите, визжите, никого и ничего не уважаете, заявляет он. Зайдет кто-нибудь после вас, увидит, какую грязь вы оставили, а виноват буду я. Зайдите, предлагаю, проверьте. И он зашел. Мужчина в костюме, с виду вполне нормальный! Зашел и проверил.
— Еще кто-нибудь к тебе подходил?
— Нет. Не осмелились бы. По крайней мере, пока я завтракаю с тобой. Ведь ты писатель с международным именем. Они не станут поднимать бучу в присутствии писателя с международным именем.
— Тогда почему у тебя потребовали удостоверение личности?
— Потому что тот хмырь боится нарушить инструкции. Все боятся. А теперь я хочу съесть свой завтрак в компании своего писателя с международным именем. Я голодная.
— Может, переберемся в другое место? У меня к тебе серьезный разговор.
— О нашей свадьбе? Когда она состоится?
— Не совсем об этом. Давай, уходим.
— Нет, мы должны остаться. Пусть видят, что мы не боимся.
Она берет меню, руки ее заметно дрожат.
— Ты должен остаться, — говорит она. — Посиди здесь — съешь завтрак, выпей кофе, чашку за чашкой, и обязательно выкури сигару. Они, как увидят тебя с сигарой, сразу отвяжутся.
— Ты придаешь слишком большое значение одной-единственной сигаре.