Урок кириллицы

— Точнее некуда. Современная жизнь России — это ведь такое же плавание по океану политики и блуждание по джунглям экономики, как и путешествие героев Жюля Верна по морям и континентам. Но только я бы не хотел, чтобы мою работу воспринимали слишком узко — я ведь пишу собственно не о политике, а о том, как законы литературы проявляют себя в реальной жизни. Ну, вот возьмем, к примеру, нашу сегодняшнюю эпоху — это буквально время, которое началось после модернизации политической системы страны, то есть оно уже само по себе, в силу чисто хронологических законов оказывается ничем иным как периодом пост-модернизма. А значит, и всё развитие этой эпохи не может протекать никак по-другому, кроме как по законам этого метода искусства. То есть на смену настоящим героям должны прийти их пародийные тени, на смену глубокой любви — порнография, на смену высоким идеям — голая развлекательность, и так далее. И в принципе, если внимательно оглядеться вокруг, то всё это уже и на самом деле так…

В то время, пока мы с Бройлерманом разбирались в премудростях постмодернизма и других новомодных литературных течений, младший Таракьянц сгонял в ближайший магазин за выпивкой и, поддержанное выставленной мною на стол «Расторопшей» пиршество перешла на новый уровень. Правду сказать, передать какие-либо отчетливые подробности этого загула я бы не смог, помню только, как кто-то опять пел какие-то полуузнаваемые песни, кто-то лез ко мне со своими стихами, кто-то бегал за водкой… Так продолжалось целых два или даже три дня, пока однажды утром вдруг не раздался длинный междугородный звонок и кто-то срочно потребовал Фимку к телефону.

— Ну че, Лёх, — задумчиво скребя небритую три дня щетину на щеке, проговорил после разговора приятель. — У меня в Арзамасе невеста… И у нее, бля, как раз послезавтра день рождения. Сам понимаешь, я должен там показаться… Это всего на несколько дней, так что ты и заскучать не успеешь. Можешь все это время жить здесь, наши старики летом торчат на даче и мешать тебе никто не будет, но если надоело пить и хочешь заняться делами, то Борька тебя отведет к Пифагору.

— Кому-кому?

— Деду нашему — Панкратию Аристарховичу Пивогорову. Он большой любитель гостей, так что можешь оставаться у него столько, сколько потребуется.

— Если только он его не умучает, — добавил слышавший наш разговор Борька.

— Чем? — повернулся я к нему.

— Да числами. Он у нас немного на математике «поехал» — ищет во всем числовую основу.

— Так это, наверное, даже любопытно! — опрометчиво провозгласил я. Только сначала мне надо найти моего Василя-из-Кундер и забрать у него бумаги для музея… — и я полез искать записную книжку с телефоном Горохова, а через час с лишним, договорившись с ним о встрече, прихватил с собой по пути в пакет несколько бутылок пива и отправился к нему на дачу за архивом…

— …Сам посуди, — вещал между тем далее Василий Николаевич, поедая курицу, — государственность нам, как утверждают учебники, принесли Рюрик со Свенельдом, христианство — константинопольские купцы, алфавит — Кирилл и Мефодий…

— Но ведь солунские братья за свой труд по созданию кириллицы признаны Православной Церковью равноапостольными, — решился я нарушить его монолог и вставить возражение. — А вы им это же самое деяние как будто в упрёк ставите…

— Да это всё так, это верно, что они признаны и святыми, и равноапостольными, это верно, — возобновил свою скороговорку Горохов. — Но вот же в самом их житии говорится, что в Херсонесе Константину, то бишь Кириллу, удалось найти «Евангелие и псалтирь, русскими письменами писана» это, по-твоему, как надо расценивать, а? Я думаю так, что русская грамота существовала и до создания кириллицы, мы ведь вовсе не были безписьменным народом, но Европа и тут нам, пускай и в лице христианских подвижников, а всё равно подсунула своё вместо нашего… Нет-нет, ты только не торопись возражать, — предостерег он, видя, как я непроизвольно дернулся что-то говорить. — Ты ещё сколько в Москве пробудешь?

— Не знаю, — пожал я плечами, прикидывая в уме, на сколько у меня может хватить остающихся после загула денег. — Может быть, недели полторы, две…

— Ну и хорошо, и достаточно. Походи по выставкам, по вечерам поэзии, послушай концерты современных артистов — и ты сам увидишь, насколько всё вокруг перестаёт быть русским.

— Так а при чем здесь Кирилл и Мефодий? — не понял я.

— А при том, — поднял вверх перст Горохов, — что, как пишут сегодня газеты, «создание славянской письменности великим гуманистом Средневековья Константином-Кириллом Философом послужило началом включения славянского мира в общеевропейский культурный контекст». Ты уловил подоплёку? Получается, что Кирилл и его брат как бы освятили своим делом традицию принесения в Россию культуры с Запада. Вот мы и хватаем, ничтоже сумняшеся, то идеи декабристских заговоров, то теории Маркса-Энгельса, то рекомендации Сороса.