– Да нормально всё. Что с тобой произошло? – спросила школьница.
– Поймали. Пытали в бане. А потом старым ржавым топором ноги отсекли и в яму как куль с отбросами швырнули к расстрелянным сельчанам. Ползком ночью кое-как выбрался и вот тут очутился.
– За что пытали?
– Место нашего партизанского отряда вынюхивали, шакалы!
Парень жадно отпил воды, затем стал как-то тяжело глотать ртом воздух, задыхаясь, затем захрипел и опрокинул голову на бок, уткнувшись в слякотную дорогу. Марийка поняла, молоденький солдатик умер от мучительных болей и кровопотери. – Что мне делать? – скорбно думала она. – Нельзя же его бросить вот так возле дороги.
Девочка с трудом оттащила тело парня к бетонной стене, накрыла его наполовину одеяльцем и отправилась, съёжившись и вся дрожа от холода, вперед по дорожному месиву.
Наташа
Метель в подвале разыгралась нешуточная. Ветер сбивал с ног. Снег колол лицо и руки, забивал уши, нос и рот, теребил и спутывал волосы. Марийка уже ничего не видела вокруг. Она закрыла одной рукой лицо, вторую руку выставила вперед, прощупывая проход и медленно переставляя окоченевшие ноги в сугробах.
Некто из завьюженной снежной стены резко дёрнул девочку за руку, затащив неизвестно куда. Марийка раскрыла слипшиеся от льдинок глаза. Она стояла в обшарпанном подъезде старенькой многоэтажки. На школьницу смотрела худенькая голубоглазая девчонка её лет в драповом пальто, валенках и пушистой серой шали.
– Горемычная! В твой дом бомба упала? Ищешь куда прибиться? – спросила голубоглазая.
Марийка не знала, что ответить, да и сил не было что-либо говорить.
– Ты меня не бойся. Я – Наташа. Я здесь на втором этаже с мамой живу. Пойдём в квартиру. Что-нибудь из одежды тебе подберем, замёрзла ведь совсем.
Девочка обняла Марийку и бережно повела по лестнице.
В убогой квартирке было холодно и темно. Окна были заклеены бумажной лентой, шторы наполовину задёрнуты. Наташа сняла с Марийки рюкзак, уложила её на софу, аккуратно стянула джинсы, помогла снять кофту. Затем достала из шкафа колготки, гамаши и вязаную кофту, с трудом натянула вещи на дрожащую Марийку, после чего укрыла ватным одеялом, сверху набросила полушубок.
– Сейчас печку-времянку растоплю, согреешься. Ты только глаза не закрывай, поговори со мной, – попросила Наташа. Она обошла стол, на котором стояла керосиновая лампа, и лежали книги, присела перед ржаво-черной бочкой с трубой-дымоходом, которая вытягивалась в форточку.
– Как тебя зовут? – спросила девочка, отодвинув топочную дверцу, и бросая в печь небольшие досочки с бумагой.
– Мария, – слабым голосом ответила школьница.
Наташа чиркнула спичками, разожгла содержимое времянки и затворила дверцу.
– К сожалению, ненадолго, дрова закончились, приходиться растапливать паркетом, но хотя бы чуть-чуть станет теплее, – сказала девочка. – Я тебе сейчас ещё кипятку организую.
Наташа водрузила на печь большущий металлический чайник, наполнив его водой из ведра.
– Мария, а кто твоя семья? – продолжила она.
– Там, – тихонько мотнула головой Марийка в сторону своей одежды.
– Что там? Фотокарточка? – расспрашивала Наташа. Она подняла с пола одежду школьницы, осмотрела и вынула смятый листок извещения. – Похоронка!
Девочка, испуганно посмотрела на Марийку.
– Горемычная ты, моя! – печальным голоском проговорила Наташа. – Но как же ты оказалась здесь, в Ленинграде?
– Не знаю, – ответила Марийка и прикрыла глаза.
– Подожди-подожди, не засыпай! – сказала Наташа. Она плеснула в чашку кипятка из чайника. – Не переживай, мы что-нибудь придумаем.
Зачерпывая чайной ложечкой воду, остужая слегка губами, Наташа подносила воду ко рту Марийки и осторожно поила её. Затем она поднялась и стала развешивать мокрые вещи школьницы на верёвку над печкой. Марийка незаметно провалилась в сон.
– Мария, просыпайся, надо идти, – трясла Наташа за плечо школьницу.
– А сколько времени? – в полудрёме спросила Марийка, озираясь по сторонам тёмного помещения.
– Рано, пять часов утра. Но нам надо собираться. Если замешкаемся, есть будет нечего. Очереди огромные, хлеба может не хватить, – ответила Наташа.
Марийка выпорхнула из-под одеяла, умылась ледяной водой в цинковом ушате, стоящем в углу на стареньком табурете. Нахлобучила большущие валенки, повязала шерстяной платок, надела полушубок, всё то, что выдала ей Наташа и спешно пошла за ней.
Не успели закрыть дверь, как с улицы донеслись быстрые звуки метронома и предупреждающие слова из репродуктора: «Граждане, воздушная тревога!». Тут же что-то сокрушительно бахнуло. Прогремел такой взрыв, что казалось, мир раскололся на части! В считанные секунды разлетелись окна подъезда, послышался скрежет оконных рам и дверей. С ужасающим грохотом рухнуло соседнее здание. В подъезд ворвались клубы кирпичной пыли и черного снега. Марийку с Наташей придавило к входной двери квартиры.
Наташа первой пришла в себя, втолкнула оглушенную Марийку в квартиру, быстро провела в маленькую кладовку и захлопнула дверь.