– Мария, Маша, всё хорошо, слышишь, мы живы! – звала Наташа, слегка растирая Марийкины щеки. Она зажгла фитилёк маленькой металлической баночки – коптилки с керосином на одном из ящиков, усадила школьницу на матрац, лежащий на полу.
Марийка вдруг заплакала, подобного шока она не испытывала никогда.
– Моя ты хорошая, ну будет, – успокаивала голубоглазая опекунша. – Бомбёжки у нас не по одному разу в день случаются, слёз не хватит. Давай-ка, мы с тобой о чём-нибудь поговорим, нам здесь час, а то и больше сидеть.
Марийка подняла на девочку полные слёз глаза и тихо попросила: – Расскажи лучше о себе.
– Хорошо, – улыбнулась Наташа и начала свой рассказ. – Мне пятнадцать лет. Я живу в Ленинграде с самого рождения вдвоем с мамой. Моя мама работает воспитателем в детском доме. Это совсем рядом, здесь за углом. Сейчас временно я не учусь, в школе нет ни отопления, ни света, ни питания. Я стараюсь помогать маме, ухаживаю за детдомовскими ребятишками. Ежедневно с отрядом однокашников, с теми, кто ещё жив, делаю обход квартир и ближайших улиц в поиске детей, оставшихся без крова, без родных. Наше блокадное время тяжелое для всех жителей города. Ежедневно умирает много людей, кто прямо на дороге, кто в домах. Осиротевших детишек много. В детском доме стараются поднять их на ноги от истощения, как можно скорее отправить по Дороге жизни на Большую землю.
– Наташа, а расскажи немного о своих друзьях-однокашниках, о школе, хотя бы то, что запомнилось за последний год, – попросила снова Марийка.
– В живых осталось только четверо: Лёка, Катенька-котёнок, Женя и Серёжа. Лёка ухаживает за отцом-калекой, мама её умерла, а братья на фронте. У Катеньки родители врачи, целыми днями они в госпитале. Женя живёт совсем один, всю семью схоронил. Серёжа со своей бабушкой занимается младшими сестрёнками и братишками, у него их четверо, родители постоянно работают на продовольственных складах. Что касается школы, очень скучаю. Последний год учёбы запомнился частыми выездными концертами в госпиталь, военным парадом школьников на стадионе «Динамо», уроками военного дела и, – рассмеялась вдруг Наташа. – Тошнотворным супом из дрожжей.
– Теперь твоя очередь рассказывать о себе и о своей школе, – сказала Наташа.
Мария боялась этой просьбы. По сути, что ей рассказывать? Как пьют её родители? Как она бросила школу искусств? Как целыми днями зависает в игрушках и чатах на планшете, а вечерами пинает с ребятами во дворе пустую банку из-под «Спрайта» по детской площадке? Как часто затыкает уши на уроках? Совесть девочки скручивала душу изнутри.
– Я влюблена в учителя истории. Он – моя первая любовь. Настоящая. Он красивый, деловой и стильный. Его уважают ребята. Уроки с ним всегда такие разные и на них хочется ходить: презентации, семинары, викторины, фильмы, игры, экскурсии, даже раскопки, – выплеснула неожиданно для себя самой Марийка и замолчала.
– Ты особенная, не похожая на других, – промолвила Наташа. – Спасибо, что поделилась своей тайной. Я никому не расскажу, обещаю.
Послышались отдаленные звуки репродуктора: – «Отбой воздушной тревоги!». Наташа высунулась за дверь, прошлась по комнатам и позвала Марийку. В квартире был полный бедлам. Осколки кирпичей, стекол и мебели были повсюду.
– Придётся снова наводить порядок, – вздохнула голубоглазая подруга. – Окна забьем фанерой. Но потом, когда вернёмся! Сейчас важно забрать паёк!
Девочки кое-как спустились по разбитой лестнице, и вышли на улицу. От разрушенного здания веяло ужасом, оно выглядело огромной устрашающей могилой из обломков. Вокруг было тихо, ни единой души. Проскочив развалины, повернув за угол, они очутились на проспекте, овеваемом всеми ветрами. Казалось, стужа пробирала до костей.
На проспекте не было ни людей, ни животных, ни машин, ни огней. Одинокий трамвай стоял далеко весь во льду. Куда не повернись, только тьма, страшные дома с черными глазищами глухих окон и запорошенные снегом холмики на промерзшей земле. Это был мёртвый город.
Посмотреть Питер мечтали все ребята из её класса. На весенних каникулах намечалась такая поездка. Но совсем не таким хотела увидеть его Марийка.
Зазевавшись по сторонам, она споткнулась и упала на один из снежных холмиков. Руки уперлись в посиневшее лицо мертвого ребенка. Его тельце лежало на боку, в зубах были зажаты карточки. Школьница побелела и отшатнулась.
– Васятка, сорванец, как же так! – всплеснула руками огорчившаяся Наташа. – И тебя настигло! Это наш местный мальчишечка, – пояснила она. Наташа вытащила карточки и положила во внутренний карман пальто. – Отдам Васяткиным родным, – объяснила она.
Вдали за снежной пеленой послышался детский плач. Девочки бросились на рёв ребенка. Посреди дороги лежала мёртвая женщина, возле которой плакала малышка лет пяти, теребя мать за меховой воротник.
– Мамочка, мамочка, открой глазики! – кручинилась малышка, повторяя одно и то же много раз.
Когда девочки подошли близко, то увидели, как ребенок стянул варежки и стал гладить лицо мертвой женщины, снова повторяя горькие слова.