Уроки агенту розыска

— Ничего, — проговорил твердым голосом. — Ничего, — повторил опять, так же твердо и сурово. — Придет то время, Пахомов, когда этот мальчонка даст оценку всему, что было с ним и не пожалеет. Не пожалеет, что пришлось ему голодать в девятнадцатом году, не пожалеет, что руку тянул за милостыней… Ради светлого будущего так тяжело ему сейчас. Ради него…

18

Прошло несколько дней и снова в Фандекове грянули выстрелы. В самом дальнем углу погоста, у ограды, поникшей, ржавой, заросшей хмелем и калиной легли от красноармейских пуль трое: Побегалов, Камышов и староста Кривов.

Верен остался Камышов самому себе даже в последнем своем пути — ругался на все село, грозил, рвал рубаху на себе. Игнат Ильич был тих и спокоен, только и есть, что шептал молитвы, да торопливо крестился, чуть не до того, как пуля согнула его пополам.

Побегалов — тот будто уезжал в город за товаром для своей лавки. Пока вели, давал советы завывающим в голос домашним. Мол, это сделать, да то, да третье. Даже что-то наказал насчет ремонта печи в баньке. А напоследок передал поклон сыну Митьке, который ушел с бандой Озимова. Попросил во всеуслышание, чтобы он при случае попомнил отца, «убиенного безвинно».

Не пришлось Митьке попомнить отца. Чоновские отряды во главе с председателем Чека Агафоновым настигли, окружили и разбили банду в «озерном» крае. Пулеметы сложили больше половины «зеленых», среди них и Епифана Сажина, Митьку, братьев Клячевых, дочь старосты Кривова Верку, увязавшуюся за младшим Клячевым.

Озимов скрылся с несколькими подручными. Появлялся он в разных уездах губернии и вновь надолго хоронился неведомо куда, а скорее всего на хутора к сытым «озерным» мужикам. А спустя пять лет и вовсе исчез. Остались лишь слухи о его судьбе. Одни утверждали, будто бросил он свое бандитское ремесло и с фальшивыми документами, как обыкновенный сапожник, тачал башмаки, да туфли. Другие рассказывали, будто кто-то видел его во время Великой Отечественной войны в Румынии, чуть ли не владельцем лавки. Но большинство верило, что Озимов утонул. Случилось это, мол когда за ним по пятам гнался уголовный розыск глухой осенью. Посадил средь ночи жену и сына в сани, погнал лошадь прямиком через реку, по неокрепшему еще льду. И наскочил впотьмах на промоину. Будто без звука все ушли под воду. Заставляли верить в этот рассказ тоже бесследно исчезнувшие жена и сынишка бандита. А что не нашли трупов в реке — так ил засосал. Или всплыли когда-то и где-то — так поди разбери кто это всплыл, если времени прошел не один даже год и столько утекло воды.

Но все это было потом, многие годы спустя. А в те июльские дни события шли своим чередом: исчезла неизвестно куда из гостиницы «Царьград» Инна Ильинична. Запасной полк отправился на деникинский фронт без командира санитарного отряда Сеземова, зачисленного в дезертиры. В угрозыске забелел на стене еще один приказ, в котором одним из параграфов Яров утверждал сотрудником второго разряда Пахомова Константина Пантелеевича.

19

Теперь он был настоящий агент уголовного розыска. В одном кармане лежало картонное удостоверение, в другом тяжелый черный и плоский кольт. Вручая то и другое, инспектор Петр Михайлович Струнин, пообещал в скором времени заменить кольт на револьвер. По его мнению револьвер и удобнее, и надежнее. Но Косте нравился кольт своим внушительным видом, девятью зарядами.

Сейчас он шел по городу с «личным сыском». Он мог идти куда угодно. Так и инспектор наказал:

«Ты можешь идти куда захочешь: на рынки, на остановки трамвая, на пристань, даже в баню. Приглядывай, могут подозрительные встретиться в толпе. Если надо, предъявишь удостоверение. Оружие применяй в последнюю очередь, когда побежит арестованный или нападут злоумышленники».

Не спеша шел он мимо приземистых двухэтажных каменных домов, соединенных друг с другом железными, в золотушных струпьях, воротами, деревянных заборов, на которых лишаями темнели обрывки от содранных афиш или воззваний, старинных арок — под ними даже в солнечный день всегда темно, холодно. Смотреть со стороны — красивая, наверное, походка у Кости Пахомова. Ровный четкий шаг, пощелкивают сапоги, начищенные утром ветошкой, снятой с поленницы у Александры Ивановны. Голова не качнется, лишь глаза туда и сюда жучками-плавунцами. Выхватывают из людской толчеи седую бороду старика, сонные глаза разморенной в бане девицы, вздрагивающий штык винтовки за спиной чоновца. Рука правая у Кости в кармане, поглаживает нежно рукоять кольта. Совсем этим похож он на парня в желтой куртке. Если бы шла рядом еще Настя! Он бы ей сказал, эдак спокойно: «А не пойти ли нам, Настя, погулять к реке?».