Опять изо дня в день брожу по городу, хожу с Зухаром в гости к его друзьям-знакомым и играю на улицах с мальчишками в футбол. Вечером с улицы шум, бегу посмотреть в чем дело. Собралась тусовка парней (девчонки в таких мероприятиях участия не принимают), ходят по улицам, дуют в длинные медные трубы (типа как у нас в Средней Азии), бьют в бубны, барабаны, хлопают в ладоши, поют и пляшут. Из окон выглядывают любопытные, из домов выбегают все новые тусовщики, процессия растет, и я уже пляшу под все укоряющийся ритм вместе со всеми, танец становится все зажигательнее, сердце колотится все быстрее и быстрее.
Удивительно, как даже при видимой европеизации (многие из собравшихся были в джинсах, кроссовках, бейсболках) они все равно продолжают жить в рамках своей культуры — не колбасятся на рейвах, а зажигают под те же дудки, в которые, наверное, еще их деды дули. Подобную картину я наблюдал в Марракеше, когда на одной из улиц столкнулся со свадебной процессией. Старик вез на телеге приданое невесты, а за ним следовала толпа теток, которые били в бубны, пели, плясали и пронзительно улюлюкали. Причем половина из них были в традиционных арабских одеждах, остальные же выглядели вполне по-европейски — на шпильках, в обтягивающих джинсах, блузках, накрашенные, с распущенными волосами, и при этом так же лихо отплясывали и улюлюкали. Это были просто разношерстные гостьи, приглашенные на свадьбу, но пели они так слаженно и при этом с такой энергией и напором, что позавидовал бы любой профессиональный коллектив.
Три дня в Фесе оставили по себе массу приятных воспоминаний, но пришло время двигаться дальше и под вечер четвертого дня я, распростившись с семейством Зухара, отправился в Мекнес — единственный из четырех городов, бывших в свое время столицами Марокко (Рабат, Марракеш, Фес, Мекнес), в котором я еще не побывал. К ночи я был уже там, (подвозил меня русскоговорящий марокканец, учившийся в Самаре, восторженно отзывался о русских девушках).
В гостинице, где в вывешенном на стене перечне цен за одноместный номер была заявлена цена в 50 дирхемов за ночь, я сторговался за 40, пошел спать, но уснуть не смог из-за доносившегося из соседнего дома пения. Я пошел на звук и через пять минут сидел гостем на поминках. Старики пели наизусть суры из корана, а я угощался курицей с рисом и беседовал с гостями, выясняя смысл происходящего. Как мне объяснили, на третий вечер после смерти и похорон человека (мусульмане хоронят умерших в день смерти, нужно успеть до заката) его родственники и уважаемые старики, знающие коран наизусть, говорят и вспоминают хорошее об усопшем и беспрерывно поют суры. Длится это обычно три вечера подряд, пока не будет пропет весь коран.
Вчера вечером, еще до поминок, я накупил кассет с арабской и берберской музыкой. Кстати, с этой покупкой связана одна забавная история. В тот момент, когда я при помощи всех известных арабских слов безрезультатно пытался объяснить продавцу, что мне нужна этническая музыка народов Марокко, исполняемая исключительно на акустических инструментах, зашедший в лавку араб, узрев всю безнадежность моих попыток, по-английски предложил помочь объяснить продавцу, что мне нужно. Помог, разговорились, ты откуда, да вот, из России приехал. Он на меня смотрит и говорит:
— Ага, Россия. Значит, на КГБ работаешь!
Я смеюсь:
— С этой организацией никогда не сотрудничал, а путешествую сам по себе и никакой я не разведчик.
Мужик смотрит очень серьезно и говорит буквально следующее:
— Ну ладно, сейчас ты не говоришь правду. Но когда-нибудь ты скажешь правду. Может быть завтра, может быть позже, — разворачивается и уходит.
Повара в кафе, куда я зашел попить чайку, кассеты у меня заметили, попросили посмотреть. Выбрали одну, поставили и тут же принялись плясать прямо за стойкой, прихлопывая в такт. Когда мне пришла пора уходить, ребята попросили музыку им до завтра оставить. Ну ладно, жалко что ли.
И вот наутро я опять был в том же кафе за углом и, поглощая завтрак, (накормили меня за полцены) наблюдал за виртуозностью действий пританцовывающего повара, который одной рукой нарезал салат, а другой разбивал яйцо, выдавливал его на раскаленный противень и выбрасывал скорлупу. Вокруг люди: приходят, уходят, здороваются, прощаются, смех, разговоры. Я немного посидел в атмосфере этого веселого бурления и собрался уже забирать музыку и уходить, но ребята стали делать умоляющие глаза, прижимать кассету к сердцу и просить оставить ее до вечера. Ладно, пойду, прогуляюсь.
Самые величественные в Марокко порота Баб-эль-Мапсур (рядом встретил литовских туристов с русским экскурсоводом, за 100 метров в толпе отличил, как говаривал один мой приятель — совок из людей с трудом выходит), рынок музыкальных инструментов, невероятных размеров конюшни Хэри эс-суани, в которых во времена Молэй Исмаила (местный аналог нашего Ивана Грозного) содержалось одновременно 12000 коней.