Уроки автостопа или Как за 20$ объехать весь мир

И он действительно заключил меня в братские объятия — я не возражала. На меня обрушился поток признаний:

— Только ты сможешь меня изменить! Вытащить из грязи, по уши в которой я давно уже сижу!

В Калмыкии поборы на каждом посту, а их в одной Элисте четыре. И на каждом повторяется типичный диалог:

— Давай двадцать рублей и проезжай.

— Могу только десять.

— Мало. Двадцать. Думаешь, мне не холодно тут стоять?

— А с чего это я должен давать? У меня все в порядке.

— Ну ладно, давай десять.

Мы ехали без остановки. Армяне поочередно менялись за рулем. Отработав свою смену, Петя сворачивался на сиденье клубочком и засыпал. А Алик все время доставал меня разговорами, из-за чего мне за эту ночь ни разу не удалось сомкнуть глаз.

В 10 часов утра они высадили меня у поворота на Минводы, в восьми километрах после Грачевки, а сами поехали в Ставрополь.

Я остановила молодого дпсника — на 70 км до Алексанровского. По пути он рассказывал мне обо всех местных достопримечательностях. Ехали мы строго со скоростью 90 км/ч.

— Интересно, почему мы едем так медленно? Вы машину бережете? Или принципиально соблюдаете все правила? Или просто не любите быструю езду?

Его ответ меня удивил.

— Когда я еду один, я жму на газ, потому что скучно. А сейчас я растягиваю удовольствие.

Я долго смеялась. Теперь, когда меня кто-то везет слишком медленно, у меня сразу же закрадывается подозрение — а не растягивает ли он удовольствие?

После дпсника я попала в машину к дагестанцу:

— Вот украду тебя и сделаю своей второй женой, — сразу заявил он, но никаких реальных попыток претворить свои угрозы в жизнь не предпринимал.

Когда заехали в Кабарду, я вспомнила, что не взяла юбку (в прошлый раз я ходила на Кавказе в платье до щиколоток).

— А у вас женщины в брюках ходят?

— А ты думала, Кабарда — это Туркмения? У нас на улицах можно встретить девушек даже в набедренных повязках. Они называют их "миниюбками"!

В Баксанском ущелье остановилась, как это чаще всего и было во время всей поездки, первая же машина. Аслан вначале завел разговор о вещах нейтральных — об окружающем пейзаже и местном климате. Затем неожиданно:

— Что ты скажешь, если я начну тебе в любви объясняться?

— Ничего хорошего. То, что ты, видимо, имеешь в виду, не имеет никакого отношения к любви.

— Только это и существует. А все остальное только в книжках.

— Любовь — это то, что наполняет жизнь смыслом и бесконечным блаженством. Это суть мира, сок жизни. Как же ты живешь, если не знаешь самого главного?

Около часа мы простояли перед Тырнаузским постом. Говорили о вечности жизни и бренности оболочек, о сокровищах, которые не могут быть потеряны или украдены… Вопросы, которые он задавал, свидетельствовали о том, что мы в одном потоке, что его сопротивление ослабевает. Большая часть была высказана не словами: у нас уже было создано общее поле и общение шло непосредственно. Постепенно, одно за другим падали укрепления, его дух высвобождался, а глаза, в которых сначала светилась только похоть, засияли другим светом… Он казался потрясенным и просветленным:

— Я никогда этого не забуду… Теперь я понял, как ты ездишь. Ты всех так заговариваешь. А ведь признаюсь тебе, когда я остановился, у меня были дурные намерения. — И все же, — Скажи, только честно, ты сейчас совсем желания не испытываешь?

— Абсолютно.

— А почему тогда вначале мою руку отталкивала, а теперь ее сжимаешь?

Только тут я заметила, что конвульсивно вцепилась в его руку:

— Вначале ты был мне чужим, а потом я почувствовала тебя — чем ты живешь, как воспринимаешь окружающее. Твой мир так беден, что мне стало больно за тебя. Ты стал мне небезразличен, даже, может быть, дорог. И твою руку я держу, как держала бы руку родного человека — брата, которому плохо и которому я хотела бы помочь.

— Так это жалость?

— Нет. Сострадание.

— Какая разница?

— Жалеют, оставаясь в стороне. А сострадание возникает тогда, когда чужая боль становится твоей болью, чужая проблема — твоей проблемой. Поэтому жалость — всегда снаружи, а сострадание — глубоко внутри.

У села Баксан остановился белый "Мерседес" до Кисловодска. Водитель, тоже Аслан, взял сигарету и спросил:

— Не куришь?

— Нет.

— А спиртное пьешь?

— Очень редко.

— А от чего ты испытываешь кайф?

— Когда у человека на моих глазах кардинально меняется картина мира и система ценностей, сознание расширяется, и я каким — то образом причастна в этому — тогда я испытываю высший "кайф".

— Ну и как, с твоей философской тоски зрения, жизнь — дерьмо?

— Как она может быть дерьмом, если все в мире — проявление Бога? Он в каждом человеческом сердце, в каждом явлении природы…

— Хм… Об этом я как-то не подумал… Я в Бога верю, но моя душа еще во власти дьявола — я курю, иногда пью, гуляю с женщинами.

— Любое, даже самое плохое действие, плохо не само по себе, а потому, что оно отражает потерю связи эго с Духом.