Уроки черного бусидо Димы Сабурова

— Вот, — Норико показала иероглиф. Каёши поперхнулся и выпучил глаза. — Ну что вы, не волнуйтесь так. Это только первый взнос. Когда тревога ваша уляжется, не забудьте принести в храм два раза по столько же.

Каёши заторможенно кивнул, встал и шатающейся походкой покинул чайный домик. К столику тут же подбежала юная ученица, затереть пол и сменить посуду. Норико тоже встала, вышла во дворик, где на скамейке сидел мощный горбун с татуировками на шее и руках.

— Срочно иди в храм, — сказала Норико. — Предупреди отца — почтенный Каёши только что заказал голову почтенного Дейти, своего конкурента.

— Ха, — воскликнул горбун. — Давай лучше Дейти предупредим. Он за голову рыботорговца в два раз больше даст.

Тоненькие пальчики Норико, скользнув по шеи татуированного, сдавили кадык с такой силой, что тот, упав на колени, захрипел.

— Так вот, значит, как у нас теперь будут дела? Да? — тихо, не повышая голоса, почти прошептала Норико — Теперь всякий репоголовый будет решать — кому жить, а кому умереть? Так что ли?

— Нет! Госпожа, простите, — прохрипел горбун. — Я не то хотел сказать.

— Иди скорее к отцу, он в отличие от меня прощать не умеет.

И Норико в приспущенном с шеи алом кимоно с золотыми фениксами, с огромным бантом впереди, на высоченных гэта из чёрного дерева, с ажурной прической, напоминающей драгоценного паука, засеменила обратно в чайный домик.

Глава 4

В миссию иезуитов мы прибыли спустя примерно четверть часа после «прорыва» из порта. Тесные, узкие улочки Нагасаки промелькнули быстро — экскурсия явно не удалась.

Место оказалось неожиданно живописным. За забором вздымались три основных здания — небольшая деревянная церковь, жилой дом с садом и что-то вроде казармы. Все украшенные католическими крестами. А вокруг них располагались восемь подсобных помещений, соединённых между собой дорожками из мощеного камня. И всё это в облаках зелени повсюду насаженных кустов и деревьев. А в центре, как апофеоз композиции, находился самый натуральный сад камней. А иезуиты знают толк в красоте!

Я ожидал, что нас проведут в жилую часть, но сопровождающие потащили меня через часовню в какой-то подвал. Плохой признак. Внизу обычно находятся темницы, пыточные и прочие неприятные места. Нет, это оказалась не пыточная. Оборудование не то. Ни дыбы, ни «инструментария». Но кольца в каменной кладке стены имелись. К ним-то меня и приковали. Хитро так, чтобы только носками пола касаться. Хочешь стоять — стой. Не хочешь — виси с риском вывернуть суставы. Вот же козлы! Приковали и ушли. Ни слова не сказали. Только моряк с серьгой, который вроде бы Педро, мне в лицо плюнул. Реакция у меня «нового» оказалась дай боже — успел отдернуть голову в сторону.

— Мерда макако! — произнёс труженик морей, сопровождая свои слова ударом в пах. От него я уже увернуться не успел, меня будто окунули в расплавленную лаву. Лишь огромным усилием я сдержал стон.

Педро-педрила ушел, посвистывая, я же остался висеть на стенке, скрипя зубами. Ничего, со всем рассчитаюсь. С переплатой!

В позе «на цыпочках» я провёл у стены где-то с час. В темноте. Ибо оставить фонарь никто не озаботился. Может, и к лучшему, потому что вентиляция тут не очень. Потом тяжёлые двери узилища вновь открылись и… Признаться, я слегка охренел. Потому что навестить меня явился весь кагал местной епархии. С младшими коллегами. Конечно, с ними прибыла и силовая поддержка, возглавляемая парой идальго в стеганках и морионе, но они явно были на вторых ролях.

Священнослужители — мой знакомый Каннуси-сан и старенький, седой попик — тут же развили бурную деятельность. Велели служкам зажечь свечи, расставили всякие церковные предметы, главным из которых был богато украшенный сундучок размером с автомобильный аккумулятор. Красивый такой, окованный серебром. Со мной никто из клира не заговаривал — только седой иезуит подошел ближе, осмотрел со всех сторон. Поцокал языком, перебросился парой слов с Каннуси. Называл он его Алессандро — так я и узнал имя моего рабовладельца. Небесполезная информация.

Наконец приготовления закончились, иезуиты перекрестились, заняли свои места и спектакль начался. Священнослужители дружно и мощно заголосили по латыни. Красиво получалось. Акустика в каземате оказалась неплохая, так что не будь на моих конечностях ржавых цепей и не отпинали бы меня час назад по причиндалам — я бы, пожалуй, слушал с удовольствием. А так я лишь ещё больше терялся в непонятках. Концерт явно в мою честь. Ну, кто бы мне подсказал, что всё это значит? А служители католического культа разошлись не на шутку. Голоса гремели гневной мощью, аж пламя свечей подрагивало. И не только пламя. Я сам начал дрожать от физически осязаемого напора незримой энергии. Даже стало страшновато. Нет сомнений, что вся эта мощь направлена в первую очередь на меня. Но зачем?