Уроки дыхания

Никто в семье не понял ее, когда она сообщила, что намерена махнуть на колледж рукой и стать санитаркой в доме престарелых. Да это все равно что служанка, сказала мать, ничем не лучше уборщицы. А ведь у Мэгги такая хорошая голова, она же была в своем классе одной из первых. Неужели ей хочется стать посредственностью? Братья, которые и сами сделали примерно такой же выбор (трое работали на стройке, четвертый – сварщиком в железнодорожном депо «Маунт-Клэйр»), твердили, что ожидали от нее большего. Даже отец поинтересовался – и почти вслух, – понимает ли она, что делает. Но Мэгги твердо стояла на своем. Зачем ей колледж? На что бессмысленные обрывки заумных сведений вроде тех, что ей вдалбливали в старших классах: онтогенез вкратце повторяет филогенез, синекдоха – это использование частного как символа общего? Она записалась на учебные курсы Красного Креста – в те дни большего и не требовалось – и получила работу в «Серебристых прядях».

В восемнадцать с половиной лет Мэгги начала работать среди стариков, живя с пожилыми родителями и единственным неженатым братом, который и сам был человеком в определенном смысле пожилым. Борису Драмму приходилось оплачивать свое обучение самостоятельно, поэтому в Балтимор он приезжал лишь на Рождество, а каникулы проводил, продавая мужскую одежду в расположенном неподалеку от его кампуса магазине. Он присылал Мэгги длинные письма с рассказами о том, как учеба меняет его взгляды на жизнь. В мире столько несправедливости! – писал Борис. Раньше он этого не понимал. Отвечать ему было трудно, поскольку писать Мэгги было практически не о чем. С общими друзьями она теперь виделась редко: одни поступили в колледжи и приезжали оттуда сильно изменившимися, другие вышли замуж или женились, что изменило их еще сильнее. Очень скоро единственными, с кем она виделась постоянно, остались Шугар и двойняшки Баркли – просто потому, что они продолжали петь в хоре, – и, разумеется, Серина, ее ближайшая подруга. Однако о Серине Борис всегда держался мнения невысокого, поэтому в письмах Мэгги упоминала о ней редко.

Серина работала продавщицей в магазине женского белья. Приносила домой прозрачные кружевные трусики и лифчики бессмысленных расцветок (разве ярко-красный лифчик не будет просвечивать сквозь почти любую твою одежду?). Однажды, демонстрируя черную ночную рубашку со сквозистым лифом, Серина объявила, что в июне, когда Макс закончит первый курс Университета Северной Каролины, они поженятся. В УСК он учился по договоренности, так сказать, со своими родителями. Пообещал им провести там один год, и, если он действительно и по-честному возненавидит это дело, они позволят ему бросить учебу. Родители, конечно, надеялись, что сын познакомится в колледже с хорошей южной девушкой и избавится от слепого увлечения Сериной. Но не признавались в этом.

По словам Серины, Макс сказал, что после свадьбы она сможет уйти из магазина и вообще больше не работать; а кроме того, сообщила она (томно спуская одну черную кружевную бретельку, чтобы полюбоваться своим кремовым плечом), он умолял ее при следующем его приезде домой провести с ним некоторое время в мотеле «Сизая курица». Мы ничего там делать не станем, обещал он, просто побудем вместе. Мэгги даже зависть взяла, ей это показалось очень романтичным.

– Ты ведь поедешь с ним туда, верно? – спросила она.

И Серина ответила:

– Я, по-твоему, что – очумела? Нет, я пока в своем уме.

– Но, Серина… – начала Мэгги. Она хотела сказать, что с историей Аниты тут нет ничего общего, совсем ничего, однако, взглянув в лицо подруги, смолчала.

– Меня на мякине не проведешь, – сказала Серина.

Мэгги задумалась: а как поступила бы она, позови ее Борис в мотель «Сизая курица»? Хотя, решила она, ему такое и в голову не пришло бы. Конечно, дело было, скорее всего, в том, что представления о нем Мэгги черпала ныне лишь из его длинных, скучноватых писем, однако в последнее время Борис начал казаться ей менее… ну, можно сказать, менее решительным, менее резким. Теперь он писал, что думает поступить после колледжа в юридическую школу, а затем заняться политикой. Только политика, уверял он, дает человеку силу, которая необходима для борьбы с несправедливостью мира. Но это же смешно: никакой силы Мэгги в политиках не видела. А видела обычное попрошайничество. Политики вечно выпрашивали голоса избирателей, изменяясь им в угоду, вели себя в жалких поисках популярности как бесхребетные лицемеры. Ей даже вообразить было противно, что и Борис станет таким.

Интересно, думала она, есть у Серины какие-то задние мысли о Максе? Наверное, нет. Серина и Макс выглядели идеальной парой. Серине здорово повезло.