Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым

В драме такие сцены называются узнаванием. Эдип обнаруживает, что совершил страшное убийство. Король Лир понимает, как несправедливо обошелся с младшей дочерью. К счастью, ошибки Элизабет не настолько ужасны и непоправимы. «Гордость и предубеждение» все же не трагедия, а комедия, как и все прочие истории о молодых людях, у которых, как правило, есть время, чтобы исправить свои промахи. Хотя в тот момент, когда Лиззи открылась суровая истина, роман действительно мог обернуться трагедией. Элизабет не просто поняла, что неправильно вела себя, она к тому же осознала, как дорого ей это обошлось. Огромное счастье было совсем близко, но, ослепленная гордостью и предубеждением, она сама его оттолкнула.

Уверен, никто из нас не желает для себя и тем более, для своих детей подобных прозрений. Но, – обнадеживает Остин, – если повезет, они вас не минуют. Мой отец был неправ; нельзя учиться на чужом опыте, извлечь урок можно только из собственных ошибок. Остин заставляла свою любимицу страдать, потому что знала: другого способа повзрослеть нет. Мало осознать свою неправоту, необходимо ее прочувствовать.

Тем летом и у меня появилась возможность в полной мере прочувствовать последствия своих ошибок. Дело в том, что мое сердце покорила не только Элизабет Беннет. Я сходил с ума по девушке, которую повстречал той весной. Мне исполнилось двадцать восемь, ей – двадцать один, если подумать – любимый возраст Джейн Остин. Девушка недавно закончила колледж; мои чувства к ней напоминали жгучую смесь страсти и заботы. Она была очаровательная, ласковая и умная, с задумчивой улыбкой, словно озаряющей ее изнутри, с тонким чувством юмора и звонким смехом. Наши отношения развивались стремительно и бурно. Я видел перед собой человека, способного стать для меня настоящим другом.

Моя жизнь в тот период была очень простой. Экзамены и она – вот все, что тогда меня волновало. Голова занята чтением сотен книг, сердце – пылкой любовью, и одно не отделялось от другого. Она стала моей музой, моим идеалом; ее лицо я видел на страницах книг, которые читал с утра до ночи. Только встречи с ней нарушали мое монашеское затворничество. Гуляя по городу, мы часами напролет обсуждали искусство, идеи, общих знакомых. Ходили по музеям и театрам, беспрестанно шутили, сравнивали впечатления, делились наблюдениями.

Но я вечно все портил. Каждый раз я умудрялся ляпнуть какую-нибудь обидную чушь, из меня лезли высокомерие, женоненавистничество и снобизм. «Обрати внимание, как Матисс играет с цветом» (ну прямо аудиогид какой-то), или «тебе все-таки следует читать больше Фрейда» (хотя она была начитанна куда больше, чем я), или «поймешь, когда доживешь до моих лет» (до моих лет! о да, мне ведь целых двадцать восемь!). Контролировать себя не получалось. Хотя чтение «Эммы» помогло мне осознать, что вокруг вообще-то живые люди, которых можно задеть или обидеть и я научился быть отзывчивее и добрее, все же я, как и Элизабет, по-прежнему мнил себя чертовски умным и был готов делиться мудростью с остальным человечеством. Я так сильно упивался чувством собственного превосходства, что просто не мог не демонстрировать его своей возлюбленной, при каждом удобном и неудобном случае. И всякий раз она отвечала мне взглядом, настороженным и бесстрашным одновременно, в котором ясно читалось, что она считает меня полным придурком. И мне тут же хотелось провалиться сквозь землю. Потому что я опять все испортил, потому что теперь-то она уж точно не захочет остаться со мной.

Так и произошло. Она была мне другом, но моей девушкой – никогда. Зато жгучий стыд за свое поведение и цена, которую я за это заплатил, помогли мне крепко-накрепко усвоить очередной урок. Эта девушка была не первой и далеко не единственной из всех, кто называл меня высокомерным зазнайкой, однако именно ей удалось достучаться до меня, потому что она так много значила в моей жизни.

Поэтому, принявшись через пару месяцев за «Гордость и предубеждение», я как никто понимал переживания Элизабет, или, вернее сказать, видел в них отражение своих собственных страданий. Наше эго, – подсказывала мне Остин, – мешает нам осознать свои ошибки и недостатки и, стало быть, его нужно сломить; именно этой цели служит унижение, и вот почему оно заставляет нас чувствовать себя такими никчемными. Глагол «унижать» происходит от слов «низ», «низкий». Унижение смиряет наши порывы, спускает с небес нашей самонадеянности на землю. Роман «Гордость и предубеждение» научил меня не только тому, что в жизненных ошибках нет ничего зазорного, но и тому, что угрызения совести по поводу содеянного вполне естественны. Взросление должно быть болезненным, а иначе никакого взросления не произойдет.

К тому времени, как я дочитал «Гордость и предубеждение», было уже слишком поздно надеяться на то, что мой роман закончится так же счастливо, как роман Элизабет. Зато я пришел к выводу, что завершение процесса взросления – само по себе счастье. Даже надежду на то, что этот процесс когда-нибудь завершится, уже можно считать счастьем.