Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым

Но в рецепте вечной молодости от Остин заключен еще один парадокс. Заново перечитав сцену с гиацинтами, я вспомнил, что именно помогло Кэтрин полюбить эти цветы: «Этому научила меня ваша сестра – не понимаю сама каким образом. Миссис Аллен много лет старалась меня заставить их полюбить. Но у нее ничего не выходило – пока я их не увидела на Мильсом-стрит». Молодым людям надо учиться быть молодыми, важно разбудить их, открыть для них зримую красоту этого мира (прелесть гиацинтов) и их собственную нравственную красоту (способность любить цветы). Им нужно учиться у знающих людей, таких как Генри, мой профессор и Джейн Остин. Следует брать пример с других («…не понимаю сама, каким образом»), а не выслушивать бесконечные поучения, которые легко можно себе представить, зная мисс Аллен.

Потребность в учителе для современного человека – нечто неприемлемое, противное равноправию или демократии. Наше самомнение страдает от необходимости признать неполноценность собственной личности перед другим человеком. Какое это оскорбление для нашей романтической натуры, уверенной, что внутреннее «я» самобытно и самодостаточно. А если же учитель – мужчина, а ученица – женщина (как в «Нортенгерском аббатстве»), да учитель, к тому же, старше ученицы, взбунтуются поборники феминизма.

Однако Остин принимала и поддерживала такой порядок вещей. Для всех ее героинь находились учителя, да и в ее собственной жизни, как мы знаем, было много строгих наставников. Брат Джеймс (он был старше писательницы на десять лет), судя по записям его сына Джеймса-Эдварда, первого биографа Джейн, «многое сделал, чтобы направить ее в чтении и развить в ней вкус». Элиза, великосветская французская кузина, ворвавшаяся в жизнь семейства Остин, стала другом и кумиром Джейн. Анна Лефрой, жена священника из соседнего прихода, очаровательная, пылкая, сообразительная и остроумная, увлеченная книгами, сделалась «любимой наставнницей Джейн»[21]; по словам Клэр Томалин (биографа Остин), она была своего рода «“идеальная” мать»[22], к которой малышка Джейн обращалась за советом и поддержкой. И наконец, горячо любимая сестра Кассандра, которую Остин, по словам Джеймса-Эдварда, «даже будучи уже взрослой дамой», считала «мудрее и лучше нее самой».

Как-то, когда мы с профессором в очередной раз разговорились у ограды и разговор снова зашел об Остин, ее взгляды на наставников и взросление, он лукаво заметил: «Остин советует проводить время с выдающимися людьми. И я советую тебе то же самое: проводи время с выдающимися людьми».

Я пришел в аспирантуру с совершенно иными представлениями об образовании, позаимствованными у отца. Он был человеком, который получил три ученые степени, говорил на шести языках, самостоятельно изучил классическую музыку, европейское искусство и западную историю; человеком, для которого образование означало обретение комплекса знаний, набора фактов. А знания были нужны, чтобы получить образование, гордиться причастностью к «интеллигенции» (и ощущать превосходство над остальными). Замкнутый круг. Знание, культура, эго. Я вырос в семье, где считалось, что есть вещи, которые «надо знать». «Слышать что-то» о Брамсе и Джотто было само по себе добродетелью, даже если все знания сводились к тому, что один был композитором, а другой художником. По мнению моего отца, вполне было достаточно один раз увидеть произведение искусства, чтобы считать себя «ознакомленным» с ним.

Отец никогда не увлекался художественной литературой, расценивал ее выдумкой. Он предпочитал книги, наполненные реальной информацией. Но, после того как я поступил в аспирантуру, он начал проявлять к литературе интерес – чтобы иметь возможность обменяться со мной впечатлениями. Когда я слушал курс о Бене Джонсоне, он прочел биографию драматурга, но не заглянул ни в одну из его пьес. Когда мы проходили Шекспира, я предложил отцу открыть какое-либо из его произведений. «Я их уже читал, – ответил он. – Когда мне было лет двадцать». Можно не сомневаться: он купил полное собрание сочинений и изучил все от корки до корки, чтобы «поставить галочку» в своем списке необходимой информации.

Знание, культура, эго. Пусть мои представления о знакомстве с произведениями литературы или искусства были глубже отцовских, во времена аспирантуры я все-таки жил еще по его установкам. Это могли бы подтвердить все мои ученики-первокурсники, не говоря уже о девушке, в которую я был влюблен в то лето перед устными экзаменами, или подружке, с которой я встречался в период знакомства с «Эммой». Но теперь, благодаря другому «отцу», с которым я так боялся сблизиться, переезжая на новую квартиру, я начал мыслить иначе. Я получил новые представления об образовании, новый взгляд на то, что значит быть человеком культуры – и вообще, настоящим человеком. Не обязательно быть самоуверенным, чтобы быть сильным; незачем подавлять людей, чтобы добиться от них уважения. Настоящие мужчины не боятся признать, что им есть чему поучиться – даже у женщин.