Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым

В последние годы жизни писательницы ее старшие племянницы Фанни и Анна стали ее ближайшими друзьями по переписке; и маленькая Кэролайн – тоже. Когда Остин скончалась, старшим девочкам исполнилось по двадцать четыре, а Кэролайн – всего двенадцать. Но письма, которые писала ей Джейн в последние месяцы своей жизни, обращены к разумному, вполне взрослому человеку; они также пронизаны искренним удовольствием от переписки.

Примерно в то же время Джейн отвечает Фанни, которая поделилась с тетей какими-то своими мыслями:

Ты неповторима, неотразима. Ты свет моей жизни. Эти письма, эти удивительные письма, которые ты присылаешь! В них заключена вся твоя необыкновенная душа! Ты образчик всего, что Неразумно и Чувствительно, общепринято и эксцентрично, Грустно и Отрадно, Вызывающе и Интересно.

То же самое она могла бы написать Кэтрин Морланд. Строки ее писем обеим племянницам одинаково полны радостью жизни. А вот послание девятилетней Кэсси, дочери брата Чарлза, составленное однажды в январе. Каждое слово в нем написано задом наперед; начинается оно так: «Яом яагород Иссэк, я юалеж ебет яьтсачс в мовон удог», а заканчивается: «Яовт яащябюл ятет, Нйежд Нитсо». Неудивительно, что ятет Нйежд была любимицей у своих племянников и племянниц.

Парадокс, скрытый в романе Остин, – вовсе не трагедия. Можно повзрослеть, – говорит она, – и остаться юным. И, вероятно, именно страх упустить возможности, страх превратиться в еще одного скучного господина с супругой и домом, мешал мне повзрослеть все эти годы. Но теперь я по-другому представлял свою будущую жизнь.

Поселившись рядом с профессором, я стал периодически встречаться с ним на улице. Он затеял долгосрочный проект по перекраске железной ограды вокруг дома (они с женой всегда уезжали на лето, и дело продвигалось медленно). Нередко, направляясь куда-либо со студенческим рюкзачком за плечами, я встречал его возле ограды с кистью в руке. Мы тут же принимались беседовать обо всем, что придет в голову. Однажды мы заговорили про «Нортенгерское аббатство», и он обратил мое внимание на сцену, над которой я прежде не задумывался.

– Это тот эпизод, когда Кэтрин сообщает Генри: «Я полюбила их [гиацинты] только недавно», – процитировал он. – Интересное наблюдение, не правда ли?

– Хм, наверное, – ответил я (это была моя обычная реплика).

– Остин говорит, что нам необходимо учиться любить, это не всегда выходит само собой. Но это очевидно не каждому.

– Пожалуй, нет, – возразил я. – Ведь любовь должна зарождаться сама, естественным образом, вроде любви с первого взгляда.

– Это, конечно, верно, – хмыкнул он. – Но, что самое невероятное, этому действительно можно научиться. Обрати внимание, что ответил ей Генри (в отличие от меня, профессор помнил сцену наизусть): «…кто знает, если у вас родилась любовь к цветам, не распространится ли она и на розы?.. Хорошо уже, что вы научились что-то любить».

Способность к обучению – вот что важно. Если Кэтрин научилась любить гиацинты в семнадцать лет, – объяснял мне профессор – вернее, с его помощью объясняла Остин, – то и я могу научиться впускать в свое сердце что-то новое на протяжении всей жизни. Благодаря профессору я научился любить саму Джейн Остин, несмотря на предубеждение, не менее твердое, чем у Кэтрин перед визитом в аббатство. Я начал понимать, как поразительно устроена человеческая жизнь: если ты действуешь правильно, она удивляет тебя снова и снова. Даже если для вас нет ничего скучнее гиацинтов (или разговора о гиацинтах, или авторов, которые пишут о гиацинтах), в один прекрасный день эти цветы могут стать для вас еще одним источником радости.

Кэтрин мерещилось то, чего в аббатстве на самом деле не было, но, по словам профессора, роман не призывал читателя усмирить воображение. Он лишь порицал обманчивые иллюзии, стереотипы, устоявшиеся мнения, будь то размышления о том, что все балы должны «очень нравиться», или о том, что все старые дома скрывают страшные секреты. Настоящее воображение, – говорил мой профессор, – это способность видеть новые горизонты и в жизни, и в искусстве. Миссис Аллен и прочие скучные герои Остин не были такими уж глупыми или невежественными, но у них начисто отсутствовала фантазия. Вокруг них никогда ничего не менялось, да они и представить не могли, что это возможно.