Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым

Генри, рассуждая о чувствах окружающих, черпал вдохновение в том же море словесных клише, что и Изабелла; во все времена люди, заводя речь о романтике и дружбе, использовали высокопарные формулировки (фразы изменились – «заклятые друзья», «настоящая мужская дружба» и «друзья на веки вечные», – но суть осталась прежней). Однако Генри не разъяснял Кэтрин, что она должна чувствовать, а лишь просил ее прислушаться к собственным переживаниям. Это поворотный момент романа: благодаря Генри героиня научилась понимать себя.

«Вы, как всегда, чувствуете то, что делает честь человеческой природе. Такие чувства достойны изучения, чтобы они могли узнавать сами себя», – говорил ей Генри. Читая «Гордость и предубеждение», я вместе с Элизабет учился слышать голос разума в хоре эмоций.

Теперь пришло время разобраться в их сложных взаимоотношениях. Прекрасно знать о своих чувствах, но еще лучше думать о них. По Остин, изучение чувств – важный шаг к познанию мира, общества и окружающих. Когда приходит время выносить суждения и делать выбор, мы начинаем со своих переживаний.

Кэтрин переменила свое мнение об Изабелле. Сначала сработало внутреннее чутье, и лишь потом, осмыслив свои чувства и ощущения, Кэтрин осознала произошедшее рассудком. Несколько страниц спустя, когда Изабелла с помощью льстивого письма попыталась снова втереться в доверие, героиня уже была начеку: «Такое явное лицемерие не могло ввести в заблуждение даже Кэтрин. Непоследовательность, противоречивость и лживость письма бросились ей в глаза с первых же строк. Ей было стыдно за свою бывшую подругу и стыдно, что когда-то она могла ее любить», – говорит нам Остин.

Идеи Остин звучали в унисон с тем, чему пытался научить меня мой профессор все это время, хоть он и не сообщал об этом прямо. В его занятиях много чего не было, и это являлось самым необыкновенным. Привычные ритуалы, призванные превратить нас в профессиональных филологов, начисто отсутствовали. Никаких списков вторичных источников или рекомендуемой литературы, никаких теоретических основ и профессионального жаргона. И никаких письменных заданий, хотя они считались главным инструментом обучения: эссе на двадцать пять страниц со сносками и библиографией – первые шаги к будущим публикациям. Вместо них мы каждую неделю сдавали профессору страничку текста. Одну-единственную страничку и никаких цитат из произведений или критической литературы. Только ты, книга и парочка его фирменных, до жути простых вопросов.

Он пытался показать нам, что для изучения литературы не требуется знать секретный язык или владеть арсеналом средств выразительности. И нам не обязательно превращаться в новую, глубоко профессиональную личность. Что нам действительно нужно – так это начать читать как раньше, вернуть себе радость, которую приносит чтение, осознать ее, обострить, углубить. «Такие чувства достойны изучения, чтобы они могли узнавать сами себя».

Надо доверять своим оценкам, но проверять их.

Мы судим о романе в первую очередь по тем эмоциям, что он вызывает; книги подобны тренировочным площадкам, где оттачиваются наши ответы миру, воображаемый храм, где взращиваются ценности и испытываются решения. Романист работает с нашими чувствами, как с красками на палитре. Разве не мои чувства смешивала Остин в «Эмме», когда решила преподать мне урок о скуке и пренебрежении, или в «Гордости и предубеждении», когда рассуждала об уверенности в себе? Любопытство, замешательство, веселье, звон в голове, смятение в душе – с этим, говорил мой профессор, и надо работать, а еще – с любовью к чтению, которая привела меня в аспирантуру; с этого начинается мастерство.

Я даже не заметил, когда и как чтение превратилось в рутину. А «Нортенгерское аббатство» подсказало мне секрет, очевидный для профессора и Остин: как сложно иногда заметить то, что находится прямо перед тобой, даже если кажется, что смотришь во все глаза. Нельзя сказать, что до знакомства с Генри Кэтрин ничего не ведала о мире; нет, дела обстояли гораздо хуже – общение с миссис Аллен, Изабеллой и прочими подобными превратило ее в невежду.

Сцена у Бичен-Клифф демонстрирует неудачу Генри как учителя. До того как он начинает говорить, Кэтрин просто не разбирается в живописи («У нее не было ни малейших представлений о рисовании и художественном вкусе»), но после его лекции она вообще перестала что-либо понимать. Да, она видела передние планы, расстояния и дали, боковые фоны и перспективы, свет и тени – все, что необходимо знать о живописи с точки зрения одного-единственного художественного течения. Но сам город Бат она уже не видела и красоты открывшегося перед ней вида не замечала.