Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым

Никто не осмыслил это лучше Остин. В ее письмах понятия «семья» и «дружба» тесно сплетены. Поддавшись порыву, она приняла предложение Гарриса Бигг-Уизера, но быстро осознала, что это неверный шаг, продиктованный стремлением породниться с его семьей, с его сестрами. Сестра Кассандра всю жизнь была лучшей подругой Джейн, а любимая племянница удостоилась приглашения в их тесный кружок в юном возрасте пятнадцати лет. «Я рада узнать твое суждение о Фанни. Этим летом я нашла ее именно такой, как ты описывала; она почти как сестра, я и подумать не могла, что племянница может столь много для меня значить», – писала Джейн Кассандре.

Позже, когда Фанни исполнилось двадцать, тетя и племянница постоянно обменивались трогательными письмами. В одном из них Остин пишет: «Ты и представить не можешь, какую радость мне приносит столь подробное изображение твоей души.» «О, сколь много я потеряю, когда ты выйдешь замуж», – добавляет она, заранее страшась того времени, когда их кружок распадется. Похоронив Остин, Кассандра пишет племяннице, что она стала ей «вдвойне дороже теперь, после ее [Джейн] ухода», и, зная, что та ее поддержит в этом, добавила: «Я обеднела, утратив сокровище, друга, сестру – ничто в целом мире ее не заменит».

В доме, где Джейн провела последние двенадцать лет жизни, также сложилось сообщество из семьи и друзей, совсем как у Харвилов. Роль капитана Бенвика отводилась подруге детства Марте Ллойд; ближе нее писательнице была лишь Кассандра. Подростками девочки нередко оставались друг у друга ночевать, болтали и хохотали до слез, лежа в постели. Когда отец Джейн и давно овдовевшая мать Марты умерли, Марта поселилась вместе с сестрами Остин и их матерью – в те времена это случалось нередко. Марта оставалась с ними, пока не вышла замуж за брата Джейн, Фрэнка. Остин заразила подругу любовью к театру, делилась с ней мыслями о политике, скандалах в королевской семье, своих произведениях и вообще о жизни. Джейн писала Кассандре, что Марта – «друг и Сестра, что бы ни случилось».

Друзья могут стать вашей настоящей семьей, но, прежде чем обрести свой круг, мне, как и Энн в Лайме, предстояло пройти длинный путь. Нам обоим было сложно найти даже единичных товарищей, не говоря уже о целой компании. Я и не заметил, как и когда изменилось мое окружение. И дело не только в том, что люди вокруг стали более занятыми, – они просто стали более закрытыми. Едва нам перевалило за тридцать, как юношеская контактность, готовность к новым впечатлениям и знакомствам, о которой так много писала Остин в «Нортенгерском аббатстве», начали таять на глазах.

Уже не получалось в одночасье стать закадычными приятелями с первым встречным, как бывало в пятнадцать, двадцать и даже двадцать пять. Новые знакомые, которые могли бы стать друзьями, вели себя сдержанно, осмотрительно, недоверчиво. Завязать дружбу стало так же непросто, как провести дипломатические переговоры на высшем уровне или решить заковыристую головоломку, в которой можно подставить лишь пару фрагментов за каждый ход.

Для Остин дружба значила слишком много, чтобы идеализировать ее. Она, как и Фанни Прайс, «размышляла о том, какие разные дружбы существуют на свете», и писала о них с детства. Во времена отрочества Джейн в моде была так называемая романтическая дружба – наигранно страстная привязанность, демонстрирующая способность к глубоким возвышенным чувствам. «Любовь и дружба», самое знаменитое из ранних творений Остин (в своем эссе о Джейн Остин Вирджиния Вулф говорит, что Джейн создавала его, «едва поспевая писать и не поспевая соблюдать правописание»[33]), обличает именно этот стереотип:

Представьте себе мои чувства, когда я, лишившись три недели назад ближайшей подруги… вдруг поняла, что вижу перед собой ту, что воистину достойна называться ею… Чувствительность была ее отличительной чертой. Мы бросились друг другу в объятия и, поклявшись быть верными нашей дружбе до конца дней своих, немедленно поведали друг другу самые заветные тайны[34]…