Представляю, как иронизировала бы Джейн Остин в наше время над
Однако самый ярый лизоблюд в «Доводах рассудка» – сам сэр Уолтер. Стоило мне это заметить, и многое встало на свои места. Любой, кто озабочен своим положением в обществе, должен заискивать перед теми, кто стоит ступенькой выше, и пренебрегать всеми остальными. Так же как под маской задир зачастую прячутся трусы, так и под личиной знатных снобов скрываются подхалимы; неудивительно, что Остин «обожала» аристократию. Объектом поклонения сэра Уолтера стали его кузина виконтесса Дэлримпл и ее дочь мисс Картерет – парочка посредственностей, у которых за душой не нашлось ничего кроме родословной:
Дружба с кем-то вроде сэра Уолтера или миссис Клэй не может заинтересовать людей, менее податливых к лести, чем объекты их поклонения. Друзья могут быть куда более опасны и вероломны, чем враги, – предупреждает Остин, – даже если у них самые добрые намерения, иногда они не видят различия в том, что хорошо для других, и что – лично для них. Таким другом оказалась леди Рассел, которая, заменив героине мать, стала для нее единственным близким человеком. Самое грустное то, что Энн, чрезвычайно дорожа отношениями со старой леди, не позволяла себе заметить ее ограниченность. А после равнодушного приема, оказанного Энн семьей Мазгроув (полезный урок: «…сколь мало значим мы за пределами своего круга»), девушка в особенности начинает ценить «милость судьбы, пославшей ей такого верного и преданного друга, как леди Рассел». Ведь даже родная сестра Мэри относилась к отъезду из фамильного гнезда – трагедии, мучившей Энн многие недели, – с полнейшим безразличием. Да уж, после Мэри кто угодно мог показаться чудесным человеком, тем более – преданная старая дама.
Именно леди Рассел убедила героиню совершить величайшую ошибку в жизни – отвергнуть капитана Уэнтуорта, хотя, конечно, она сделала это из самых лучших побуждений. И позже, снова оказавшись в аналогичной ситуации, леди Рассел, как это ни удивительно, повторила свой совет, хотя прекрасно знала, как несчастна и одинока была ее подопечная все эти годы. Но к этому времени прозрела даже Энн. Было очевидно, что леди Рассел, осознанно или нет, заботилась о собственной репутации высоконравственной дамы, а вовсе не о благополучии девушки. Это себя, а не Энн, она пыталась уберечь от общения с человеком столь низкого и недостойного происхождения, с каким-то морским офицером.
Но что взять с леди, которая уверена, что заискивать перед виконтессой Дэлримпл – хорошо и правильно? Присмотревшись внимательнее к своей подруге, Энн поняла, что представления этой престарелой дамы и ее отца о том, чтó в человеке главное и насколько значимы его манеры и происхождение, по большей части совпадают. Однако стоило Энн решить для себя, как ей следует жить, – на этот раз самостоятельно, без помощи «друзей» – и леди Рассел «ничего не оставалось» (если она хотела сохранить дружбу с Энн), «
как признать, что она кругом была не права, переменить свои сужденья, отринуть старые надежды и предаться новым». Проще говоря, Энн поставила леди Рассел перед свершившимся фактом. После того, как девушка ушла от отца и сестер, ей хватило бы решимости расстаться с любым, кто встанет на ее пути к счастью.