Снова в пути. Сразу и вперёд, и кругом, и на месте. Чудно. И делает это — Он. Защитник и мужчина. Лаэ украдкой оглядела Геса. В этой человеческой одежде всё-таки что-то есть. Давным-давно, когда Его увидела впервые, было иначе. Нет, Он и тогда был прекрасен, но сейчас — лучше. В этой дарёной одежде, что одевается на руки, ноги и тело одним куском, словно перчатка, видны все жилки, все мышцы. Почти как тогда, когда Он совсем без одежды. Красиво. И даже запах у этой странной шкуры приятный. Резковатый только, но терпеть можно. На ней такая же надета, и ничего. Изнутри мягко, тепло, удобно. Совсем не мнётся. Не пачкается. А если не обманули, то и огонь её не берёт. И самое чудное — можно менять цвет. Водишь пальцем по особой пластинке сбоку на бедре и меняешь. Одежда называется — "защитный комбинезон десанта, тип А, комплект 1/2". Неполный то есть. Без шлема, пояса и ещё какой-то "микротехники". Та, которая вроде человека, говорила, что полный комплект Ему, Эхагесу, не нужен. И ещё про какое-то "обеспечение", про "ресурс" и другие непонятности.
Он возвращается домой. На свою родину. Интересно, на что она похожа? Чем пахнет? И какие там люди? Если такие, как Он — там будет хорошо. Ещё там будут такие, как Пламенный… Лаэ поглядела в другую сторону. Что ж, пускай. Этот, которого Эхагес зовёт — сай, тоже не злой. Совсем. Он просто холодный. А ещё очень далёкий и тоскует по своей женщине. Такой же чёрной.
Но для него она, наверно, самая красивая. Иначе не тосковал бы так.
Как заметил Владыка, страж направлял Волну к пещере Ворона. Но возражать не стал. Они обещали навестить Тиива, когда их поиск будет завершён; а если б и не обещали, тот мир предположительно лежал ближе к миру Равнин, чем все другие места, для которых Владыка и Эхагес имели настройку.
Всё-таки это что-то невероятное. То, как им повезло — а это именно то, что люди называют везением, спору нет — всё это хорошо… с одной стороны. А с другой — тревожно. Гес правильно беспокоится. Как будто нет к тому причин, но те же люди отметили: первейшая особенность везения — его непостоянство. Если в сезон штормов целую декаду дуют попутные ветра, жди встречного шторма. Если урожайные годы шли подряд, это непременно закончится дурной погодой и недородом. Как приливы и отливы. Как закат и восход.
И вариант из самых частых и самых худших: твои удачи оплачиваются бедами близких.
Ааль-со! Где ты, как ты, с кем ты?..
— К нам гости, — вскинувшись, заметил Бурый. — Не ждала?
— Нет, — коротко. Теперь и Ночная уловила движение за стенами хижины: уверенное, ближе и ближе. Кокон, который она сплетала все эти дни, заколебался. "Нет! Не хочу!" Но присутствие близилось слишком быстро и слишком несомненно…
Стук в дверь.
— Заходи, раз с добром, — почти пропел Бурый. Он оставался верен себе, этот разумный, и был вполне готов спокойно принять кого и что угодно.
Дверь отворилась. Хижину озарило иссиня-голубое мерцание знакомого фэре. Один лишь взгляд навстречу — и в Ночной что-то лопнуло. Тщательно возведённые барьеры стали прахом, а не менее тщательно разведённые части её сущности — воссоединились. Кокон исчез.
И в проломы ворвался внешний мир. Решительный, как вошедшая Холодная.
— Хозяин, здоровья и покоя.
— Хорошие пожелания. Да сбудутся они и для тебя.
— Ночная. Рада тебе.
— Ты нарушаешь традиции, Холодная.
Новая гостья внимательно оглядела старую. Очень внимательно.
— Да, нарушаю. И хорошо, что я пошла на это, — сказала она наконец.
В глазах Ночной отразилось чувство, почти человеческое по напору. Однако она смолчала.
Позабытый хозяин встал и, переваливаясь, удалился в лес, старательно прикрыв за собой дверь. Он был немолод и мудр, сын своего народа. И поступил, как счёл верным.
Молчание вышло долгим.
— Ты нарушаешь традиции, — наконец повторила Ночная.
Холодная прикрыла веки. И снова посмотрела прямо.
— А ты?
— Ты знаешь, чем я занята!
— Да, я видела. Традиции, — мурлыкнула Холодная, — это удобно. Очень.
— А что я должна была делать?!
Это остановило атаку.
— Не знаю, — призналась Холодная. — Возможно, ты была права, отсекая от своего ребёнка непокой мира. Была права. Основы заложены — не цепляйся за старое!
— Мой сын зачат в двойственности, — Ночная обвиняла и не скрывала этого. — В нём не было цельности, понимаешь ты?
— Вполне. А ещё я понимаю, что время, обтекающее нас, не гармонирует цельности. Даже если бы ты смогла произвести идеального ребёнка, мир не смирился бы с ним.
— Лучше конфликт с миром, чем с собой, Страж.
— Разве здесь есть разница, Хранитель?
Будь Ночная человеком, она бы вздохнула. Краалт остался позади, но различия остались. О, разделение на линии по-прежнему имело смысл… но иногда рождало проблемы. Будучи Стражем, и притом главой уцелевших из этой линии, Холодная видела барьеры там, где для Ночной их не было, объединяла то, что в глазах Ночной было раздельным.
Непонимание. Тщётность общения.