Уроки химии

Мадлен внимательно вглядывалась в телеэкран, пока ее мать растирала какао-порошок с растопленным сливочным маслом и сахарным песком, так рьяно орудуя деревянной ложкой, что чудом не расколола миску. Когда в киосках появился свежий номер «Лайф», Мэд была необычайно горда. Мама – на обложке! Но ей даже не удалось прочесть статью: мама засунула все имевшиеся в доме экземпляры, принадлежавшие и ей, и Гарриет, в мешок для мусора и выволокла тяжеленный груз на тротуар.

– Не вздумай читать эту гнусную ложь, – наказывала она дочери. – Поняла? Ни под каким видом.

Мадлен покивала. Однако на другой день пошла прямиком в библиотеку и там, водя пальчиком по колонкам, разом проглотила весь материал.

– Нет, – задыхалась она. – Нет-нет-нет. – Ее слезы заливали фото, на котором мама делала прическу – как будто она день-деньской только этим и занималась. – Моя мама – ученый. Химик.

Ее внимание вновь переключилось на экран: мама измельчала ядра грецких орехов.

– Грецкие орехи необычайно богаты витамином Е в форме гамма-токоферола, – говорила она. – Доказана их польза для сердечно-сосудистой системы.

Хотя, судя по маминым движениям, орехи не обещали исцеления ее сердцу.

Вдруг задребезжал дверной звонок – Мэд даже вздрогнула. Гарриет теперь запрещала ей подходить к дверям, но Гарриет куда-то убежала. Мэд посмотрела в окно, ожидая увидеть незнакомую фигуру, но увидела Уэйкли.

– Мэд, – обратился к ней преподобный Уэйкли, – я так беспокоился.

По телевизору Элизабет Зотт объясняла, как пузырьки воздуха удерживаются на шершавых гранях кристаллов сахара, а затем покрываются пленкой жира, создавая пену.

– Когда я добавлю яйца, – говорила она, – их белок при нагревании защитит покрытые жиром пузырьки от схлопывания. – Она опустила миску на рабочую поверхность. – Продолжим после заставки нашего канала.

– Ничего, что я к тебе заглянул? – спросил Уэйкли. – Подумал, что во время маминой программы ты наверняка будешь дома. Она и вправду готовит на ужин брауни?

– У нее тяжелый день.

– Эта статья в «Лайф»… могу себе представить. А где твоя няня?

– Гарриет скоро придет. – Она застеснялась, опасаясь, что сейчас скажет не то. – Уэйкли, хочешь с нами поужинать?

Он ответил не сразу. Если бы тяжелые дни требовали особого режима питания, он бы всю жизнь питался одними брауни.

– Я никогда не заявляюсь без приглашения, Мэд. Просто хотел удостовериться, что у вас все спокойно. Мне очень неприятно, что я не сумел тебе толком помочь с этим фамильным древом, но горжусь твоей самостоятельностью. Ты написала свой семейный портрет широкими, честными мазками. Семья не сводится к биологии.

– Я знаю.

Он обвел глазами небольшую комнату, заставленную книгами, и остановил взгляд на эрге.

– А вот и он, – удивленно произнес Уэйкли. – Гребной тренажер. Я такой только в журнале видел. Твой папа был мастером на все руки.

– У меня и мама – мастерица на все руки, – провозгласила она. – Мама превратила нашу кухню в настоящую…

Но не успела она показать ему лабораторию, как Элизабет объявила с экрана, что вернулась в студию.

– Одно из моих любимых свойств кулинарии – это ее изначальная полезность, – говорила она, подсыпая в тесто муку. – Готовя еду, мы не просто создаем вкусные блюда, мы создаем нечто такое, что дает энергию нашим клеткам, нечто такое, что поддерживает в нас жизнь. Это в корне отлично от того, что создают некоторые другие. Например… – она выдержала паузу, щурясь прямо в камеру, – журналы.

– Бедная твоя мама. – Уэйкли покачал головой.

Тут со стуком распахнулась дверь черного хода.

– Гарриет? – окликнула Мэд.

– Нет, солнышко, это я. – В голосе матери звучала усталость. – Освободилась пораньше.

Уэйкли застыл:

– Твоя мама?

Он не был готов к встрече с Элизабет Зотт. Мало того что его занесло в дом, где прежде жил Кальвин, так теперь ко всему прочему здесь проживала женщина, которой он даже не смог дать утешения на похоронах Эванса. Известная атеистка-телеведущая. Чья персона недавно украсила собой обложку журнала «Лайф». Только не это. Надо скорее уносить ноги, пока она не застала взрослого мужчину наедине с ее дочкой в пустом доме. Боже! О чем он только думал? И как его угораздило попасть в такой переплет?

– Счастливо, – шепнул он Мэд, разворачиваясь к парадному входу. Но не успел он отворить дверь, как к нему подбежал Шесть-Тридцать.

Уэйкли!

– Мэд? – окликнула Элизабет, роняя на лабораторный пол сумку и проходя в гостиную. – А где же… – Она приросла к месту. – Ох…

Под ее удивленным взглядом чужой мужчина в сутане с белым пасторским воротничком держался за дверную ручку парадного входа.

– Привет, мамочка, – сказала Мадлен, напуская на себя непринужденный вид. – Это Уэйкли. Мой друг.