Уроки химии

Фраск вытаращила глаза.

– …но я вам помешала – давайте сделаем на это поправку…

– Да кто ты такая? – настойчиво спросила Фраск.

– Мисс, вы прямо взмокли.

Рука Фраск потянулась к потному лбу.

– У вас в минуту выходит сто восемьдесят слов. Если округлить.

– Тебя как зовут?

– Мэд, – ответила девочка.

Фраск отметила ее пухлые лиловатые губы, нескладно длинные руки и ноги.

– Эванс? – выпалила она, не подумав.

Они переглянулись с равной степенью удивления.

– Мы с твоими родителями когда-то вместе работали, – объяснила Фраск, протягивая ей диетические галеты. – В Гастингсе. Я – в отделе кадров, а твои мама с папой – в секторе химии. Твой папа был очень знаменит; да тебе и самой это известно. А теперь и мама твоя прославилась.

– Благодаря журналу «Лайф». – Девчушка потупилась.

– Нет! – решительно заявила Фраск. – Вопреки!

– Что за человек был мой папа? – спросила Мэд, надкусив галету.

– Твой папа… – замялась Фраск: она поймала себя на том, что понятия не имеет, каким он был, – безумно любил твою маму.

Мадлен оживилась:

– Правда?

– А твоя мама, – продолжила Фраск, причем впервые без тени ревности, – безумно любила твоего отца.

– А дальше что? – нетерпеливо спросила Мэд.

– Они были очень счастливы вместе. Настолько счастливы, что перед смертью твой папа оставил ей подарок. Знаешь какой? – Она наклонилась к Мад. – Тебя.

Мадлен незаметно закатила глаза. Так вели себя в разговоре взрослые, когда пытались обойти какие-нибудь острые углы. Однажды Уэйкли при ней говорил библиотекарше, что ее кузина Джойс хотя и умерла – упала замертво посреди супермаркета, хватаясь за сердце, – но по крайней мере не мучилась. Интересное дело. А саму Джойс кто-нибудь спросил?

– И что было потом?

«Что было потом? – переспросила про себя Фраск. – Ну, потом я начала распускать злобные сплетни про твою мать; в итоге ее уволили и она погрязла в бедности, а потом вернулась в Гастингс, где наорала на меня в женском туалете, и в итоге мы обе узнали, что в юности подверглись сексуальному насилию и в итоге не смогли защитить свои выпускные квалификационные работы, а в итоге оказались на незавидных позициях в фирме, возглавляемой бестолковыми подлецами. Вот что было потом».

Но вслух она сказала:

– Представь, твоя мама решила, что ей интереснее будет сидеть дома и заниматься тобой.

Мадлен опустила галету. Сколько можно? Взрослая манера: сказать правду – и снова в кусты.

– Не знаю, что тут интересного, – фыркнула Мэд.

– Ты о чем?

– Разве она не тосковала?

Фраск отвела глаза.

– Когда мне тоскливо, я стараюсь не оставаться одна.

– Еще галету? – вяло предложила Фраск.

– Что хорошего – сидеть одной дома? – продолжала Мадлен. – Без папы. Без работы. Без друзей.

Фраск вдруг живо заинтересовалась брошюрой под заголовком «Хлеб наш насущный».

– Нет, серьезно, что там произошло? – не отставала Мэд.

– Уволили ее, – бросила Фраск, не заботясь о воздействии своих слов. – По той причине, что она была беременна тобой.

Мадлен сжалась, как от выстрела в спину.

– Опять же твоей вины здесь не было. Ты не представляешь, насколько узколобые люди стояли у руля в Гастингсе. Полные придурки. – Тут Фраск, припомнив, что и сама относилась к этим придуркам, решила дожевать оставшиеся галеты, хотя Мэд сквозь прерывистое дыхание высказалась насчет этого сорта мучных изделий, которые содержат пищевой краситель тартразин, вредный, как было установлено, для печени и почек… – В общем, – продолжала Фраск, – ты все не так поняла. В уходе твоей матери из Гастингса ты неповинна. Она оттуда вырвалась только благодаря тебе, но это совсем другая история.

– Пойду я. – Глядя на часы, Мэд высморкалась. – Извините, что помешала вам установить новый рекорд в машинописи. Не могли бы вы передать вот это Уэйкли? – Мэд протянула ей незапечатанный конверт с надписью: «Элизабет Зотт: ЛИЧНО».

– Непременно передам, – пообещала Фраск, обнимая ее на прощанье.

Но как только дверь кабинета захлопнулась, она, невзирая на указание, сунула нос в конверт.

– Обалдеть! – закипала Фраск, пробегая глазами последний опус Рота. – А Зотт голыми руками не возьмешь.

«Уважаемые господа, – через полминуты яростно застучала она по клавишам, обращаясь к редколлегии журнала „Лайф“. – Прочла вашу возмутительную статью с портретом Элизабет Зотт на обложке и считаю, что ваш сотрудник, отвечающий за достоверность информации, должен быть уволен. Я знакома с Элизабет Зотт – мы с Элизабет Зотт вместе работали – и доподлинно знаю, что весь ваш текст – сплошная ложь. Довелось мне работать и с доктором Донатти. Я знаю, чем он занимался в Гастингсе, и располагаю доказательствами».