Уроки химии

Элизабет уже знала, что Мадфорд недолюбливает Мадлен. Учительнице не нравилось, как ребенок читает, как гоняет мяч, как вяжет сложные морские узлы: этот навык Мадлен тренировала постоянно, даже в темноте, под дождем, без посторонней помощи – просто на всякий случай.

– На случай чего, Мэд? – как-то раз спросила дочку Элизабет, застав ее с бечевкой в руках во дворе, под укрытием из брезента, куда со всех сторон затекал дождь.

Мэд удивленно подняла глаза на мать. Разве не ясно, что «на всякий случай» предполагает не разные варианты, а один-единственный случай? В жизни нужно быть готовым ко всему; спросите ее покойного отца.

Хотя, если честно, доведись ей обратиться к покойному отцу с вопросом, она бы спросила, что он почувствовал, впервые увидев маму. Это была любовь с первого взгляда?

У бывших коллег тоже оставались вопросы к Кальвину, например: как он умудрился огрести столько наград и премий, если на работе как будто ничего не делал? А как насчет секса с Элизабет Зотт? Со стороны она вроде фригидная, а на деле? Даже у миссис Мадфорд, учительницы Мадлен, были вопросы к давно покинувшему этот мир Кальвину Эвансу. Но задавать вопросы отцу Мадлен, естественно, нечего было и думать, причем не столько потому, что он покинул этот мир, сколько потому, что в 1959 году отцы не касались вопросов образования своих детей.

В этом смысле отец Аманды Пайн стал исключением, но лишь потому, что рядом с ним не было миссис Пайн. Она его бросила (и правильно сделала, по мнению Мадфорд), а потом затеяла шумный, скандально прославившийся бракоразводный процесс, на котором утверждала, что Уолтер Пайн намного ее старше и поэтому не способен быть отцом, а тем более мужем. Здесь сквозил постыдный сексуальный подтекст; миссис Мадфорд не желала вдаваться в подробности. Но в конечном итоге миссис Уолтер Пайн ободрала мистера Уолтера Пайна как липку, отсудив у него все, включая Аманду, которая, как вскоре выяснилось, была ей вовсе не нужна. И у кого бы повернулся язык ее осуждать? Аманда росла трудным ребенком. Так и получилось, что Аманда вернулась к отцу, и Уолтер пришел в школу, где миссис Мадфорд вынуждена была выслушивать его жалкий лепет по поводу весьма странного содержимого ланч-бокса Аманды.

Но как ни досаждали ей беседы с мистером Пайном, это были цветочки в сравнении с теми беседами, которые ей приходилось вести с Зотт. Бывает же такое: двое родителей, к которым она испытывала меньше всего симпатии, чаще других появлялись у нее в кабинете. Впрочем, надо признать, что это закономерно. Поведенческие проблемы ребенка коренятся в семье. И все же, окажись она перед выбором между Амандой Пайн, похитительницей обедов, и Мадлен Зотт, любительницей задавать недопустимые вопросы, миссис Мадфорд, бесспорно, выбрала бы Аманду.

– Мадлен задает недопустимые вопросы? – встревожилась Элизабет, когда ее в прошлый раз вызвали в школу.

– Да, это так, – резко ответила миссис Мадфорд, отдирая катышки с рукава, как паук, атакующий мушек. – Не далее как вчера, когда мы сели в круг и начали обсуждение ручной черепахи Ральфа, Мадлен перебила нашу дискуссию вопросом, как стать борцом за свободу в Нэшвилле.

Элизабет помолчала, словно пытаясь уловить подоплеку.

– Перебивать нехорошо, – наконец произнесла она. – Я поговорю с Мадлен.

Миссис Мадфорд цокнула языком.

– Вы меня не поняли, миссис Зотт. Детям свойственно перебивать; с этим я могу смириться. Но есть вопросы, с которыми мириться нельзя, например если ребенок хочет перевести тему обсуждения в русло гражданских прав. У нас здесь группа детей дошкольного возраста, а не теледебаты. Далее, – продолжала она, – ваша дочь недавно пожаловалась библиотекарю, что не может найти на полках Нормана Мейлера. Очевидно, она хотела заполучить «Нагие и мертвые»[16]. – Учительница вздернула бровь и стала сверлить взглядом вышитые на машинке проституточьим курсивом инициалы «Э. З.» чуть выше нагрудного кармана.

– Она рано приохотилась к чтению, – сказала Элизабет. – Вероятно, я забыла об этом упомянуть.

Учительница, сцепив на столе руки, угрожающе подалась вперед:

– Норман. Мейлер.

Дома Элизабет развернула записку, которую передала ей Гарриет. С листка кричали два слова, написанные почерком Мадфорд.

ВЛАДИМИР. НАБОКОВ

Она положила на тарелку Мадлен порцию запеченных спагетти-болоньезе.

– А если не считать «показа-и-рассказа», хороший был денек? – Она уже перестала спрашивать, узнала ли Мадлен что-нибудь новое. Это попросту не имело смысла.

– Не люблю я школу.

– За что?

Мадлен с подозрением оторвала взгляд от тарелки:

– Никто не любит школу.

Со своего лежбища под столом выдохнул Шесть-Тридцать. Ну вот: Потомство не любит школу, а поскольку у них с Потомством всегда было полное взаимопонимание, теперь он тоже невзлюбил школу.

– А ты, мама, любила школу? – спросила Мэд.

– Видишь ли, – сказала Элизабет, – мы постоянно переезжали, и в некоторых городках вообще не было школы. Так что я ходила в библиотеку. Но всегда считала, что учиться в настоящей школе очень интересно.

– Как в Калифорнийском университете?