Уроки химии

– Почему бы не подойти с научных позиций? Первую неделю я буду выходить в лабораторном халате, а дальше – посмотрим на рейтинги.

– Здесь вам не лаборатория, – в сотый раз объяснял он. – Здесь кухня.

– Кстати, о кухне: как там павильон поживает?

– Полной готовности пока нет. Работаем над освещением.

Но это был обман. Уже не один день павильон стоял в полной готовности. Все – от закрывавших воображаемое окно штор на люверсах до различных кухонных безделушек, заполонивших поверхности, – отвечало представлениям об Идеальной Кухне по версии журнала «Гуд хаускипинг». Элизабет бы вскинулась на дыбы.

– Вам удалось раздобыть специальное оборудование, которое мне понадобится? – спросила она. – Горелку Бунзена? Осциллограф?

– Насчет этих вещей… – начал он. – Дело в том, что большинство хозяек не пользуются такими приборами. Но я сумел закрыть почти все другие позиции вашего списка: у нас есть всевозможная утварь, миксер…

– Газовая плита?

– Само собой.

– Установка для промывания глаз, разумеется.

– А… а как же, – пробормотал он, имея в виду кухонную раковину.

– Пожалуй, горелку Бунзена можно добавить и позже. Очень полезная штука.

– Не сомневаюсь.

– А что там с рабочими поверхностями?

– Вы запросили нержавеющую сталь, но она не вписывается в наш бюджет.

– Хм… странно, – протянула она. – Химически стойкие поверхности обычно весьма недороги.

Уолтер покивал, как будто и сам удивился, но покривил душой. Столешницы приобретались по его указанию: из ламината с веселеньким рисунком, как бы усыпанные сверкающим золотистым конфетти.

– Послушайте, – сказал он, – наша с вами цель мне ясна: приготовление рациональных блюд – вкусных и питательных. Но мы не можем отталкивать зрительскую аудиторию. Процесс готовки необходимо сделать привлекательным. Вы же понимаете. Веселым.

– Веселым?

– Иначе никто нас не будет смотреть.

– Но приготовление пищи – занятие не легкомысленное, – объяснила она. – Это серьезное дело.

– Вот-вот, – поддакнул он. – Однако некоторый оживляж был бы ему только на пользу, вы согласны?

Элизабет нахмурилась:

– Особой пользы не вижу.

– Ну хорошо, – сказал он, – тогда, может быть, все же чуточку веселья? Самую малость. – Для наглядности он почти сомкнул кончики указательного и большого пальца. – Такусенькую, Элизабет: вы и сами уже, наверное, поняли, что на ТВ действуют незыблемые правила.

– Вы имеете в виду правила приличия, – сказала она. – Стандарты.

– Приличия? Стандарты? – переспросил он, думая о Лебенсмале. – Нет. Я имею в виду реальные правила. – Он принялся считать на пальцах. – Правило номер один: развлекай. Правило номер два: развлекай. Правило номер три: развлекай.

– Но я – не затейница. Я – химик.

– Совершенно верно, – сказал он, – однако на телевидении вы – химик-затейник. И знаете почему? Отвечу в двух словах. Дневной эфир. Дневной. Да меня от одного этого слова уже клонит в сон. А вас?

– Нисколько.

– Ну что ж, наверное, это потому, что вы – ученый. Вы даже знаете, что такое циркадные ритмы.

– Это все знают, Уолтер. Моя четырехлетняя дочь знает, что такое циркадные…

– Вы хотите сказать, пятилетняя, – перебил он. – Если Мадлен взяли в подготовительный класс, ей должно быть по меньшей мере пять лет.

Элизабет махнула рукой, как бы веля ему не отвлекаться.

– Вы говорили о циркадных ритмах.

– Правильно, – согласился он. – Как вам известно, человеческий вид биологически запрограммирован на сон дважды в сутки: краткий сон после обеда и восемь часов ночью.

Она кивнула.

– Только большинство из нас пренебрегает дневным сном из-за работы. И, говоря «большинство из нас», я имею в виду американцев. В Мексике такой проблемы нет, нет ее ни во Франции, ни в Италии, ни во многих других странах, где за обедом выпивают даже больше нашего. Но факт остается фактом: в послеобеденное время эффективность нашей деятельности падает. У телевизионщиков есть такое понятие: «зона послеобеденной депрессии». Когда приступать к важным задачам уже поздно, а уходить домой еще рано. Род деятельности при этом не важен: домохозяйка, четвероклассница, каменщик, предприниматель – не застрахован никто. В промежутке с тринадцати тридцать одной и до шестнадцати сорока четырех полноценная жизнь затухает. Фактически это мертвая зона.

Элизабет вздернула бровь.