– Ох! – выдохнул Уолтер, заметно пораженный. – Ну-ну. Это уже интересно. А можно вас попросить… Только не поймите превратно: можно вас попросить никогда об этом не заикаться? В особенности Лебенсмалю, моему боссу? И вообще… никому?
– Я любила отца Мадлен, – объяснила она, слегка наморщив лоб. – Дело в том, что я не могла выйти за него замуж.
– У вас была интрижка, – сочувственно предположил Уолтер, понизив голос. – Он изменял жене. Верно?
– Нет, – покачала она головой. – Мы любили друг друга безраздельно. На самом деле мы жили вместе на протяжении…
– Это еще одна тема, которой нельзя касаться ни под каким видом, – перебил Уолтер. – Никогда.
– …на протяжении двух лет. Мы были родственными душами.
– Тоже красиво. – Уолтер прочистил горло. – Я считаю, ничего предосудительного тут нет. И все же распространяться на эту тему мы не будем. Никогда. Впрочем, я уверен, что вы с ним планировали впоследствии заключить брак.
– Нет, не планировали, – спокойно возразила она. – Но если говорить по существу, он умер. – И ее лицо затуманилось отчаянием.
Уолтер был потрясен таким преображением ее характера. От нее исходили особые флюиды авторитетности, которые – он знал – только выиграют перед камерой, но была в ней и необычайная хрупкость. Бедняжка. В порыве сочувствия он ее обнял.
– Скорблю до глубины души, – сказал он, притягивая к себе Элизабет.
– Я тоже. – Она уткнулась ему в плечо. – Я тоже.
Уолтер содрогнулся. Какое одиночество! Он погладил ее по спине, как Аманду, выражая по мере сил не просто жалость, но понимание. Случалось ли в его жизни такое же чувство? Нет. Но теперь он хотя бы догадывался, как оно выглядит.
– Извините, – сказала, отстраняясь, Элизабет и сама удивилась, до чего же ей было необходимо это его прикосновение.
– Все нормально, – мягко сказал он. – Вы столько пережили.
– В любом случае, – Элизабет выпрямилась, – напрасно я распустила язык. В свое время меня за это уволили.
Уолтер содрогнулся – уже третий раз на дню. «За это» – то есть за что? Ее уволили за убийство сожителя? Или за рождение внебрачного ребенка? И первое, и второе было равновероятно, но он бы предпочел, чтобы дело ограничилось вторым толкованием.
– Я его убила, – вопреки его надеждам глухо призналась Элизабет. – Настояла, чтобы он взял поводок, и он погиб. Шесть-Тридцать теперь не узнать.
– Какой ужас.
Уолтер заговорил еще тише: и хотя он не понял, при чем тут поводок и половина седьмого, общий смысл был ясен. Она сделала некий выбор, и развязка оказалась трагической. А ведь он сам допустил схожую ошибку. Неверный выбор каждого из них обоих сказался на детях, которые теперь страдали из-за родительских просчетов.
– Я вам очень сочувствую, – произнес он.
– Я вам тоже, – сказала она, стараясь держать себя в руках. – В связи с вашим разводом.
– Ну, об этом даже говорить не стоит, – отмахнулся он, смущаясь оттого, что его неудачу на личном фронте сравнили с ее ситуацией. – Мое положение коренным образом отличалось от вашего. Оно не имело ничего общего с любовью. В строгом смысле слова Аманда, как показал анализ ДНК, даже не мой ребенок, – выпалил он, хотя и не планировал таких откровений.
Бывшая жена давно отрицала факт его отцовства, но Уолтер всегда считал, что это говорилось только в пику ему. Допустим, у них с Амандой мало внешнего сходства, но многие дети не похожи на своих родителей. Обнимая Аманду, он всегда чувствовал, что это его родное дитя, ощущал их глубокое, неразрывное биологическое единение. Но ему не давала покоя настырная жестокость его бывшей, и, когда тесты на отцовство стали доступны всем желающим, он сдал анализ крови. И через пять дней узнал правду. Он и Аманда – чужие.
Изучая полученный ответ, он ожидал, что почувствует себя обманутым, раздавленным – или как там положено себя чувствовать в таких случаях, – но испытывал только недоумение. Результаты теста не играли никакой роли. Аманда приходится ему дочерью, он ее отец. И любит эту девочку всем сердцем. К чему преувеличивать значение биологии?
– Я никогда не планировал стать отцом, – признался он. – И вот полюбуйтесь: перед вами – истовый родитель. Загадочная штука – жизнь, правда? Кто-то старается, планирует, а в конце концов только разуверяется.
Элизабет кивнула. Она всегда планировала наперед. И разуверилась.
– Как бы то ни было, – продолжал он, – я считаю, с программой «Ужин в шесть» у нас кое-что получится. Но у телевидения есть некоторые законы, которые вы… с которыми вам надо будет, так сказать, примириться. Насчет гардероба: я поручу нашему портному расставить все швы. Но услуга за услугу: вас я попрошу отработать улыбку.
Она нахмурилась.
– Джек Лаланн улыбается во время отжиманий, – напомнил Уолтер. – Так что тяжелые упражнения выглядят у него как сплошное удовольствие. Изучите его стиль: Джек – мастер своего дела.