Уроки любви

— Вставай, детка! Ты с ума сошла завтра спектакль, а ты валяешься в снегу.

— Все прошло, милый. Она поднялась, держась за локоть Барри. Кажется, я слегка подвернула ногу.

Радуясь, что тяжесть в груди начала отступать, Джессика вернулась в отель.

На следующий вечер все повторилось прямо на сцене, когда Джес Галл пела Дездемону. Не сумев произнести свою фразу в дуэте, она покрылась от ужаса холодным потом. Заметивший ее состояние партнер ловко подыграл, повторив еще раз свой речитатив, и актриса сумела перевести дух. Казалось, никто не заметил накладки.

Но теперь Джессика стала ждать, когда неведомый враг снова отнимет у нее голос. Он медлил, мучил свою жертву неведением и явился лишь через несколько месяцев.

Джес Галл с триумфом гастролировала в освобожденной от фашистов Италии. Во время выступлений в венецианском театре «Ла Фениче» примадонна жила в роскошном палаццо, выходящем на Большой канал.

Барри не любил Венецию. Город на воде, залитый августовским солнцем, казался ему ненадежным, таящим под летней насмешливой благодатью какую-то опасную тайну.

Он считал дни до отъезда в Парму, где Джес Галл должна была петь в четырех спектаклях.

— Я опасаюсь за твой голос, дорогая, здесь везде болотная сырость. Застав Джессику в огромном прохладном зале, одиноко сидящую у погашенного камина, Барри насторожился.

— Что-то случилось, детка? У тебя жар? Он присел рядом, заглядывая в опущенное, лишенное всякого выражения лицо. Да что произошло, скажи хоть слово, черт возьми!

В ее глазах, поднятых на Барри, застыл ледяной ужас.

— Это… только и смогла прошипеть она, кивнув на разбросанные по ковру газеты.

Барри пробежал глазами заголовок 6 августа американские бомбардировщики сбросили бомбы на Хиросиму и Нагасаки.

— Я уже вчера знал. Да все только и говорят об этом кошмаре. Но мы оберегали тебя, Джес, ведь завтра спектакль.

С громким всхлипом Джессика бросилась на грудь Барри, прижимаясь и царапаясь, как перепуганная кошка. Успокоив истерику и уложив дрожащую женщину в постель, Грант категорически заявил:

— Надо поскорее убираться отсюда. Эта зеленая вода порождает какие-то дьявольские флюиды.

— Дьявольские! она села в постели, словно вспомнив что-то важное. Дьявольские… Барри, радиация заразна?

— Нет. Не думаю… Откуда такие фантазии? В любом случае, это очень далеко. Общественность осудит оголтелых политиканов. Наш комитет напишет резкий протест. Спи, детка, завтра у тебя «Травиата».

…Во время спектакля Травиата упала на шикарную, покрытую белым атласом кровать. Одеревеневшие пальцы раздирали на груди кружева бального платья. Вместо нежного восклицания, обращенного к Альфредо, из ее груди вырвался хрип.

…Врачи, заподозрив прогрессирующую астму, отправили примадонну на лечение в Швейцарию. Сенсация вмиг облетела мир Джессика Галл покидает сцену. На взлете славы, в полном расцвете сил и феноменального дара певица обречена на молчание.

Барри все время был рядом. Из Швейцарии они направились в Бразилию, а оттуда в Италию. Светила медицины и длительный покой подействовали благотворно Джессика вновь обрела голос. Но Грант не торопился оповестить об этом любителей оперы. Два последних года свидетельствовали о том, что необъяснимый вокальный дар Джессики ведет себя весьма непредсказуемо: она то заливалась соловьем, то с трудом выдавливала слова, словно страдая ангиной.

Барри не верил в астму и опасался, что «чудо-голос из другого мира» исчезнет так же внезапно, как и появился. 1946 год был на исходе, а это значит предначертанный звездами критический срок неотвратимо приближался.

Презирая себя за суеверие, Грант отыскал старые листки гороскопа и, вооружившись очками, в которых стал испытывать потребность при чтении, попытался разглядеть будущее в пересечении цветных линий. Грядущий год отмечался на этой странной карте тройным знаком: лиловая, красная и желтая линии пересекались, образуя сложный узор.

Похоже на дорожный знак, совмещающий все виды предостережений обвалы, заносы, пропасти и взорванные мосты. «Но можно, конечно, рекомендовать эту абстракцию как эскиз значка лауреата новой музыкальной премии», успокаивал себя Барри.

И все-таки он становился все более опасливым, мнительным, настороженным по мере того, как приближалась премьера в «Метрополитен опера», где модный театральный режиссер взялся сделать из «Фауста» нечто грандиозное и неожиданное.

Партию Маргариты должна была петь Джессика Галл это было ее первое выступление после годового перерыва, и первый выход на знаменитую сцену, который принято считать серьезнейшим испытанием для оперного певца, «звездным часом» его карьеры. Известие о готовящемся спектакле подняло новую волну интереса к знаменитой певице. Ведь большинство уже смирилось с тем, что «божественный голос» навсегда умолк.

Гранту удалось убедить директора и главного менеджера Нью-Йоркской оперы в полной боевой готовности Джессики. Он держался с интригующей победной уверенностью, заверив капризного режиссера Эла Свинтенгена, что только участие Джес Галл сможет сделать постановку по-настоящему сенсационной.