Уроки магии

Ко времени их приезда в Бруклине проживало две тысячи душ, и, хотя от Манхэттена его отделяла лишь река, казалось, между этими землями простирается целый мир. Когда они покидали Массачусетс, Марта сказала Фэйт, что ее преследуют злые люди и им надо бежать, иначе дьявол захватит их в плен. Марта убеждала девочку, что мать одобрила бы их переезд в Нью-Йорк. Мария отдала единственного ребенка на ее попечение: разве это не доказательство, что она сделала именно то, чего хотела?

У Фэйт теперь был другой цвет волос, но она оставалась собой, и время от времени проявлялись ее естественные склонности. Когда она закрывала глаза и пела песню на языке, которого Марта никогда не слышала, начинал литься зеленоватый дождик. Стоило ей свистнуть, и воробьи тут же садились к ней на ладонь. Фэйт умела предсказывать бурю и ясную погоду, зажигать свечу своим дыханием, находить питьевую воду по запаху. Однажды Марта услышала, как девочка беседует с матерью и просит Марию ее разыскать.

Марта слышала, что есть способы обуздать магию. Например, ведьмы питают отвращение к железу, которое отнимает у них дар видения и уменьшает могущество. После того как Фэйт сорвала цветок и тот зацвел в ее руке явно не по сезону – девочка стояла в снегу, – Марта позвала кузнеца, который изготовил железные браслеты на детские руки. Это вылилось в немалую сумму, но, по убеждению Марты, себя оправдало: в добродетельном, благочестивом доме нельзя допустить богохульства ни в каком виде.

– Теперь я всегда смогу тебя найти, – сказала Марта, чтобы успокоить Фэйт, но на самом деле ей надо было знать наверняка, что девочка не сбежит.

После того как на запястьях Фэйт сомкнулись браслеты, она почувствовала внутри тупое бессилие. Девочка поняла, что не сможет больше призывать к себе птиц и видеть будущее. Ей больше не удастся заставлять облака двигаться или просить у неба дождя. Когда девочка погружала руки в воду, рыбы уплывали от нее. Она превратилась в пленницу, без таланта, без надежды. Свободна она бывала лишь ночью: видела сны, в которых мама плакала, стоя у цветущего дерева. Так Фэйт узнала, что ее мать все еще жива.

Значит, о ней не забыли.

* * *

Сначала они все время переезжали с места на место: жили в нижнем Манхэттене, затем на ферме в поселении Берген, штат Нью-Джерси, где их донимали москиты и творившиеся беззакония. Дверь всегда была закрыта на засов, чтобы злодеи из Массачусетса не похитили ребенка. О ком шла речь, Фэйт не имела ни малейшего представления: в ее памяти осталась лишь любящая мать, мужчина, рассказывавший истории, когда она была совсем крошкой, и верная черная собака, всегда шедшая за ней по пятам. Тем не менее Марта постоянно внушала ей, что для собственной безопасности им необходимо скрываться от людей. Марта называла себя Олив Портер, а Фэйт после каждого переезда получала новое имя, хотя известно, что смена имени сулит человеку несчастье. Ее называли Темперанс, Чэрити, Пейшенс, Фэнкфул и Верити[37]. Оставаясь одна, Фэйт выписывала эти имена черными чернилами, а потом зачеркивала их толстыми, покрытыми кляксами линиями, словно пытаясь таким образом вымарать свои фальшивые личины.

И вот наконец они добрались до округа Кингс, где в голубом воздухе витал привкус соли, а морские птицы бросали моллюсков в дорожную грязь, чтобы ловчее расколоть их и устроить пир. Это была последняя остановка, место, где им предстояло жить. Как и всегда, Фэйт должна была называть женщину, ее опекавшую, матерью – это слово буквально застревало в ее глотке. Фэйт была уверена: ей надо только дождаться – и настоящая мать отыщет ее. Однажды ярким утром она откроет глаза и увидит Марию Оуэнс.

* * *

Когда они обосновались в Грейвсенде, краю морских птиц и изгнанников, Фэйт исполнилось девять лет. Посторонние туда попадали редко, а большинство местных обитателей имели веские причины жить в городке, приткнувшемся на краю земли. Здесь селились мужья, бросившие жен, женщины, исторгнутые из общества, грабители, уставшие бегать от законной кары.

– Здесь мы будем в безопасности, – говорила Марта.

В чем состояла опасность, Фэйт никак не могла понять. Теперь ее звали Камфорт[38]. Она ненавидела это имя, но мало кто называл ее так. Тишина была полная, можно было жить неделями, никого не видя, бродил ли ты по грязным дорогам или шел через суглинистые поля. Если не считать перемены погоды, каждый день был таким же, как прошедший и предстоящий. В последнюю пятницу каждого месяца жители городка с нетерпением ждали бродячего торговца: появление этого представителя внешнего мира вызывало жгучий интерес. К нему шли за болтами, гвоздями и тканями, горшками и кастрюлями – ни один торговец не отваживался завести в таком отдаленном месте постоянную лавку.