Уроки магии

Если это и была магия, то создавалась она из простого, повседневного материала. Придя домой, Мария нарезала яблоки и подготовила ингредиенты для пирога. Она раскатала тесто, добавила в него яблок, заметив, что белые дольки стали темно-красными. Возможно, фрукт был не так прост, как ей сперва показалось. Пока в кирпичной печи рядом с камином пекся пирог, Мария почувствовала, что ее надежды возрождаются, и отправила мысленное послание Фэйт, где бы она ни находилась: «Делай, что должна, пока мы вновь не будем вместе, но не доверяй ни одному сказанному ею слову. Верь только себе. Ты моя дочь, и только моя, не важно, вместе мы или в разлуке».

Когда пирог был готов, Мария поставила его остыть на подоконник. И он стоял там, красный, как сердце, с подрумяненной коркой, прекрасно выпеченный. С тех пор она пекла пирог каждую неделю, и мякоть яблок всякий раз меняла цвет с белого на красный. Прохожие втягивали ноздрями ароматный запах и вспоминали о доме, многие мечтали вновь обрести своих любимых. Этого и хотела Мария. Единственное, чего она желала в этом мире, – выглянуть из окна и увидеть свою дорогую девочку, которая идет к дому по мощенной камнем дорожке и распахивает дверь.

II.

Когда вновь прибывшие попадали в округ Кингс, изначально именовавшийся первыми голландскими поселенцами Брекелен, они оказывались в краю болот и снежно-белых облаков, где горизонт бесконечно тянулся синими полосами, пока не встречался с морем. Эта низменность напоминала голландцам о доме, многие из них опускались на колени и рыдали, попав в дикое место, где в небе было полно уток и гусей, а в ручьях прыгала рыба. Грубые работяги, фермеры и рыбаки, построили первые деревни на земле, где раньше жили индейцы ленапе до того, как их поубивали и вытеснили отсюда сначала голландцы, а потом англичане, сменившие первоначальных завоевателей. В мире, начавшемся с убийства, всегда царила жестокость, как бы ни были красивы берега и море.

В этом округе голландцы основали пять городков, а в шестом, Грейвсенде, селились те, кто хотел исчезнуть из своей предыдущей жизни. Грейвсенд построили в 1645 году на участке земли, первоначально принадлежавшем леди Деборе Муди и ее сыну сэру Генри, бежавшим от пуритан Колонии Массачусетского залива в надежде обрести религиозную свободу. Леди Муди посчастливилось заполучить от британской короны небольшой клин округа Кингс. Начав свою жизнь в Англии при королевском дворе, она счастливо закончила свои земные дни в Бруклине, где могла делать все, что хотела, и была похоронена на местном кладбище в конце Индейской тропы. Ее сын бесследно исчез. Некоторые утверждали, что его погребли рядом с матерью, другие клялись, что сэр Генри отбыл на неизведанные территории Запада и что он вообще предпочитал англичанам индейцев.

Первоначальное поселение было уничтожено коренными жителями, охваченными воинственным пылом, которые потеряли более тысячи человек в результате голландской агрессии и еще сотни в сражениях с англичанами, хотя бились индейцы отчаянно. В конце концов они были повержены и почти исчезли.

Когда Фэйт привезли в Грейвсенд, это было самое отдаленное поселение края, который назвали Равнина и его хулители, и его обожатели, жили там суровые души, не боявшиеся одиночества. За небольшую мзду старейшинам деревни Марта Чейз получила в пользование заброшенный дом, заросший сорняками и ползучими растениями. Она хотела жить в месте, которое трудно найти на географической карте. Чем дальше от городских толп Манхэттена, тем лучше: все предыдущие годы Нью-Йорк был охвачен эпидемией желтой лихорадки, убившей десять процентов населения. В Грейвсенде было очень холодно в разгар зимы, когда камыш и тростник покрывал лед, и очень жарко летом. Дом Марты стоял в отдалении от деревни. Весь день в небе кружили крачки и чайки, тишина стояла такая, что временами не было слышно ни звука. Местность изобиловала рыбой, много ее водилось в ручьях; к тому же при доме был сад, хотя песчаная почва представляла немалые трудности для обработки. Спрятаться в этой пустынной местности было легко: здесь мало кто задавал вопросы о девочке, чьи волосы были перекрашены в черный как смоль цвет краской из размятой фитолакки американской и отвара коры черного орехового дерева. Тихий задумчивый ребенок не был похож на бледную, нервную женщину, которая требовала от Фэйт, чтобы та называла ее матерью. Когда Фэйт говорила, что у нее уже есть мать, Марта Чейз невозмутимо заявляла, что Мария не желала ее воспитывать и отдала Марте, иначе девочку забрали бы в работный дом. По ночам Фэйт плакала, глядя в ночное небо; она пыталась увидеть на нем знак, показывающий, что мама по-прежнему думает о ней, во сне и наяву она искала подтверждения материнской любви.

* * *