Уроки магии

– Хватит! – Самуэль Диас оттащил Марию от кровати и накрыл одеялом. Он топтал свечи, как будто они были жуками, гася языки пламени. Открыв окно, Самуэль стал махать руками, выгоняя клубы дыма, затем повернулся к Марии. Он не часто бывал сердит, но, когда это случалось, весь горел от гнева. – Мой отец, он что, поле эксперимента для занятия твоими искусствами?

– Это лечение! Когда я исцелила тебя, Абрахам был счастлив. Почему же ты против?

– Тут совсем другое! Единственное лекарство от старости – смерть. Есть то, что нельзя и не нужно менять. Предоставим все естественному ходу вещей.

Самуэль был прав, и она это знала. Насильно возвращенное от смерти никогда не бывает таким, как прежде. Живет человек или умирает, решает судьба. Ее можно изменить в моменты выбора, но некоторые вещи предначертаны заранее, и их нельзя переписать. Время Абрахама Диаса подошло к концу. Линии жизни на обеих его руках достигли конца ладони. Мария прекратила сражение, которое не могла выиграть. Вымывшись и одевшись, она наблюдала из окна за одиноко сидевшим в саду Самуэлем, который готовился к уходу из жизни последнего члена своей семьи.

Когда стало ясно, что Абрахам вот-вот умрет, Мария хотела позвать к его постели Самуэля, но старик остановил ее. Положив ладонь на ее руку, он с трудом заговорил. Этот человек мог часами рассказывать всякие истории и научил этому сына. Дыхание жизни еще его не покинуло. Когда человек умирает и ему есть что сказать напоследок, ничто не может ему помешать.

– Мне нужна только ты, – сказал он Марии, – потому что ты понимаешь Самуэля.

Мария уселась рядом со стариком, чтобы выслушать его последний рассказ. Неудивительно, что этот рассказ оказался о любви Абрахама к сыну.

– Когда случилось несчастье, моему мальчику было одиннадцать лет, – начал он. Пока Абрахам говорил, он казался молодым, словно вернулся в те далекие годы. – Не буду рассказывать тебе, какой он был умный, – всякий отец это скажет о своем сыне. Но ни у кого нет такого большого сердца. Когда он родился, акушерка сказала, что сердце занимает всю его грудь. Даже до его рождения, когда я прикладывал ухо к животу жены, сердце билось так громко, что я знал: он ни на кого не будет похож.

Когда произошло это ужасное событие, нас не было дома. Мы пошли в лес, чтобы встретиться там с владельцем корабля, который клялся, что увезет нас далеко от ужасов Португалии. Все хотели уплыть в Амстердам, и мы были готовы заплатить требуемую цену. Но человек, с которым мы встречались, оказался лжецом, присвоившим наши самые ценные вещи: принадлежавшую жене золотую цепочку, серебряную молельную чашу и две нитки жемчуга, которые должны были надеть мои дочери, когда придет время их замужества.

Мы помчались домой, собираясь забрать жену и дочерей и отвести их в лес, но было слишком поздно. Жену увели, дочери исчезли. Я велел Самуэлю оставаться дома, но, как ты знаешь, он никогда не делает то, что ему говорят. Он отправился искать мать и сестер на площадь. Наша семья приехала в Португалию из испанского города Толедо, что в Кастилии, тогда известного под своим арабским именем Тулайтула. Мы рассчитывали, что в новой стране окажемся в безопасности: за право въезда в Португалию мы заплатили высокую цену. Наша семья была насильно обращена в христианство, но мы тайно исповедовали свою религию. И тут началось сущее безумие: новообращенных массово казнили, устраивая аутодафе. Мир, черный и одновременно золотой, окрасился кровью. В тот день Самуэль все видел. Колпаки, которые надевали на головы евреям, бичевание, которому они подвергались, горящие костры. Плоть превращалась в пепел, тело – в душу, улетающую на небеса. С того дня Самуэль замолчал, ни слова не мог из себя выдавить.

С помощью соседей, которые должны были уехать с нами, мы захватили обещанный корабль. Я убил владельца судна и его капитана. Оставил часть команды, которая встала на нашу сторону, а от прочих избавился: заставил их прыгать в море и не испытал никакой жалости, когда они утонули. Вот что сделала со мной жизнь.

Самуэль обычно молча сидел рядом с навигатором, евреем по имени Лазарь, и научился у него ориентироваться по звездам. Я опасался, что сын так и не заговорит, но через два года, ему исполнилось тринадцать, он прервал молчание. Он стал мужчиной, пока мы искали место, где могли бы чувствовать себя в безопасности. Мы отправились в Бразилию, но вслед за португальцами инквизиция добралась и до этой земли. В конце концов оказались на Кюрасао, где нам разрешили жить. Когда мы оказались на мелководье, Самуэль спрыгнул с носа корабля. Он крикнул: «Смотри, папа!» – и я не узнал его голоса, настолько он изменился. Это был голос мужчины, но в нем звучала мальчишеская радость: в тот день он понял, насколько красив мир. Он катался верхом на дельфине, и я слышал, как он смеется. Именно об этом я мечтал. Я знал: пока он будет говорить, все с ним будет хорошо. Вот почему я прошу тебя, Мария: не давай ему молчать.