Уроки милосердия

Однажды вечером, возвращаясь с фабрики, я почувствовала за собой тень — она дышала мне в спину, словно дракон! — однако, оборачиваясь, не видела никого, кроме изможденных соседей, которые спешили попасть домой и закрыть за собой дверь, пока беда не вползла к ним через порог. Тем не менее я не могла отделаться от ощущения, что меня преследуют. Страх все нарастал, удваивался, увеличивался, заполнял каждую клеточку мозга — так поднималось папино тесто, если дать ему достаточно времени. Сердце бешено колотилось. Я ворвалась в квартиру, которая стала неуютной, когда обе мои кузины исчезли, — как будто мы незаконно заняли жилплощадь, а не находились там на правах гостей.

— Бася! — крикнула я. — Папа!

Но, как обычно, мне не повезло: я была дома одна.

Я размотала шарф, расстегнула пальто, но снимать не стала, потому что в квартире отопления не было. Потом сунула в рукав нож — так, на всякий случай.

Из одной спальни — той, где жили мои троюродные сестры, когда мы только переехали, — раздался шум. Я, насколько могла тихо в своих тяжелых ботинках, прокралась по коридору и заглянула в открытую дверь. Одно из оконных стекол было разбито. Я огляделась в поисках камня, но ничего похожего на полу не валялось. Я опустилась на колени и принялась руками сгребать осколки в подол юбки.

Там… Ничего мне не показалось! Краем глаза я заметила метнувшуюся тень.

Я вскочила, стекло с грохотом посыпалось на пол. Я рванула дверь спальни и увидела за ней высокого худого парня, который разбил окно, чтобы спрятаться в квартире. Я выхватила нож из рукава, удерживая его в углу.

— У нас ничего для тебя нет! — воскликнула я. — Ни еды. Ни денег. Уходи!

У парня были глаза как блюдца, рваная и обтрепанная одежда. В отличие от нас, голодающих, у него под рубашкой бугрились мышцы. Он шагнул вперед.

— Стой, или я убью тебя! — воскликнула я и в ту секунду поняла, что способна на это.

— Я знаю, что случилось с твоей мамой, — произнес он.

Я, выдумавшая историю о живом мертвеце, который влюбился в обычную девушку, поверить не могла в те невероятные вещи, что рассказывал парень. Звали его Герш, он был с моей мамой в товарном поезде, который отправили из гетто. Поезд проехал от Лодзи в сторону Коло километров семьдесят, потом всех пересадили в другой состав, который поехал по узкоколейке до Поверче. Когда они приехали, день уже клонился к вечеру, и ночь они провели на заброшенной мельнице в нескольких километрах от города.

Там Герш и познакомился с моей мамой. Она рассказала, что у нее есть дочь — его ровесница, сказала, что волнуется за меня. Мама надеялась, что найдет способ передать весточку в гетто. Еще она спросила, есть ли у Герша там семья.

— Она напомнила мне мою маму, — признался Герш. — Моих родителей забрали во время второй волны выселения. Я надеялся, что нас повезут на работу в то же место, и мы встретимся.

Мы сидели всей семьей: Бася, я и отец, который цеплялся за каждое сказанное Гершем слово. В конце концов, если он здесь, возможно, и мама скоро вернется?

— Продолжай, продолжай! — торопил он.

Герш уставился на коросты на своих руках, губы его задрожали.

— На следующее утро солдаты разделили нас на небольшие группки. Твоя мама с одной группой села в грузовик, а я с еще десятью высокими и крепкими парнями поехал в другом. Мы остановились у большого каменного особняка. Нас отвели в подвал. Все стены его были исписаны, а одно предложение было на идиш: «Тот, кто сюда войдет, живым отсюда не выйдет». Еще там было забитое досками окно… — Герш тяжело сглотнул. — Через него было слышно, что происходит на улице. Подъехал другой грузовик, и один из немцев сообщил тем, кого привезли, что их отправляют на Восток на работы. Но сперва они обязаны вымыться и надеть чистую одежду, которую даже обработали от паразитов. Сидящие в грузовике зааплодировали, и несколько минут спустя мы услышали, как мимо подвального окна прошлепали голые ноги.

— Значит, с ней все в порядке, — выдохнул отец.

Герш опустил взгляд.