Уроки милосердия

— Но если чувствуешь вину, это означает, что у тебя есть совесть, — возражаю я. — А вы сказали, что в случае с Джозефом это невозможно.

От нашей словесной перепалки глаза Лео зажглись.

— Вы слишком умны для меня. Похоже, мне давно уже пора спать.

Он продолжает говорить, но я уже не слышу его. Я не слышу ничего, потому что неожиданно распахивается дверь кафе и входит Адам под руку с женой.

Шэннон склонила голову к мужу и смеется над тем, что он только что сказал.

Однажды утром, запутавшись в простынях в моей постели, мы с Адамом соревновались, рассказывая друг другу самые глупые шутки.

«Зеленое и с колесами? Трава — о колесах я придумала».

«Красное и пахнет, как синяя краска? Красная краска».

«Утка заходит в бар, и бармен спрашивает: «Что будете заказывать?» Утка не отвечает, потому что она утка».

«Ты видел новый дом Стиви Уандера? Да, красивый».

«Значит… в клуб заходит тюлень».

«Как заставить клоуна плакать? Убить его семью».

«Как назвать оказавшегося у тебя на крыльце мужчину, у которого нет ни рук, ни ног? Все равно, как его зовут».

Мы смеялись так заливисто, что я начала плакать и не могла остановиться, и дело было не в шутках.

Может, сейчас он рассказал Шэннон одну из таких шуток? Может быть, ту, что рассказывала я?

До этого я видела Шэннон только дважды, но впервые так близко, и нас не разделяет окно. Она из тех женщин, которым не составляет труда быть красавицами. Такие женщины могут носить рубашку навыпуск и выглядеть стильными, а не неряшливыми.

Не думая о том, что делаю, я придвигаю свой стул ближе к Лео.

— Сейдж! — восклицает Адам.

Не знаю, как ему удалось произнести мое имя и не покраснеть. Интересно, а его сердце колотится так же сильно, как мое? Заметила ли что-нибудь его жена?

— Ой! — пытаюсь я разыграть изумление. — Привет!

— Шэннон, это Сейдж Зингер. Ее близкие — в числе наших клиентов. Сейдж, это моя жена.

Меня замутило оттого, как он меня представил. С другой стороны, чего мне было ожидать?

Адам бросает взгляд на Лео, ожидая, когда его представят. Я беру Лео под руку. Следует сказать, он не смотрит на меня как на сумасшедшую.

— Знакомьтесь, Лео Штейн.

Лео протягивает руку Адаму, потом его жене.

— Очень приятно.

— Только что ходили на фильм с Томом Крузом. Вы смотрели? — заводит светскую беседу Адам.

— Пока нет, — отвечает Лео.

Я едва сдерживаю улыбку, Лео, наверное, думает, что «новый» фильм с Томом Крузом — это комедия 1983 года «Опасный бизнес».

— Мы достигли компромисса, — вступает Шэннон, — пистолеты и враги — для мужа, а Том Круз — для меня. Хотя я согласилась бы смотреть, как сохнет краска, — лишь бы вырваться из дома, оставив детей на няню.

Она улыбается, ни на секунду не отводя взгляда от моего лица, словно пытается доказать нам обеим, что мой шрам нисколько ее не смущает.

— А у меня нет детей, — отвечаю я.

«Да и мужа никогда не было».

Лео обнимает меня за плечи.

— Пока нет.

Когда я с приоткрытым от удивления ртом поворачиваюсь к нему, на его губах играет улыбка.

— Я прослушал, где вы познакомились с Сейдж? — спрашивает он у Адама.

— На работе, — хором отвечаем мы.

— Не хотите к нам присоединиться? — предлагает Лео.

— Нет! — поспешно отвечаю я. — Я имею в виду, мы уже уходим.

Поняв намек, Лео улыбается и встает.

— Вы же знаете Сейдж, она не любит, когда ее заставляют ждать. Если вы понимаете, о чем я.

Он прощается, обнимает меня за талию и уводит из кафе.

Как только мы заворачиваем за угол, я набрасываюсь на него:

— Что, черт побери, это было?

— По твоей реакции я понимаю, что это был парень, которого у тебя, по твоим же словам, нет. С женой.

Лео решает отбросить официоз и переходит на «ты».

— Ты говорил так, как будто я твоя подружка… как будто мы… ты и я…

— Спим вместе? Разве ты не хотела заставить его так думать?

Я закрываю лицо руками.

— Я не знаю, что хотела, чтобы он думал.

— Он полицейский? Меня терзают смутные сомнения…

— Он владелец похоронного бюро, — отвечаю я. — Мы познакомились, когда умерла моя мама.

Брови Лео ползут на лоб.

— Ничего себе! Такого я не ожидал.

Я наблюдаю на его лице обычную смену эмоций, когда он складывает два и два: этот человек касается трупов; этот человек касался меня.

— Это его работа, — возражаю я. — Ты же не разыгрываешь в спальне сцены парада победы союзников.

— Откуда ты знаешь? Я чем-то похож на Эйзенхауэра. — Лео останавливается. — Как бы там ни было, мне жаль. Наверное, огромное потрясение — узнать, что парень, в которого ты влюблена, женат.

— Я это знала, — признаюсь я.

Лео качает головой, как будто не может выразить свои чувства словами. Я вижу, что он смущен.

— Это меня не касается, — наконец произносит он и торопится к машине.

Он прав. Его это совершенно не касается. Он не знает, что значит любовь для такой, как я. У меня есть три пути: 1) страдать в одиночестве; 2) быть женщиной, которой изменяют; 3) быть той, с которой изменяют.

— Эй, — кричу я, догоняя Лео, — у тебя нет права меня судить! Ты ничего обо мне не знаешь.