Уроки милосердия

Я почувствовала, как отец с силой, которую, как мне казалось, уже утратил, схватил меня за руку.

– Минуся, – прошептал он, – посмотри на меня. – Он дождался, пока я встретилась с ним взглядом и мое дыхание немного успокоилось. – Если ты умрешь, то от пули в сердце, а не в голову. Обещаю.

Я осознала, что это ужасная версия игры, в которую мы когда-то играли, планируя его похороны. Только на этот раз мы планировали мою смерть.

До самой посадки в поезд отец молчал. Наши чемоданы куда-то унесли, а нас самих загнали в товарные вагоны, словно скот. Отец сел на пол и обнял меня, как обнимал в детстве.

– Мы с тобой, – негромко сказал он, – откроем еще одну пекарню там, куда приедем. И люди будут приходить издалека, чтобы поесть нашего хлеба. Каждый день я буду печь для тебя булочку с корицей и шоколадом. И когда я достану ее из печки, пахнуть она будет божественно…

В вагоне стало тихо, все начали прислушиваться к папиным фантазиям.

– У меня можно отнять дом, – продолжал он, – деньги, жену и дочь. Можно отнять средства к существованию, пищу и… – он запнулся, – …внука. Но мечту у меня отнять нельзя.

Его слова, как паутина, затягивали всех. Раздался одобрительный ропот.

– А я мечтаю о том, – сказал сидящий напротив мужчина, – чтобы сделать с ними то, что они сделали с нами.

Нас напугал стук в деревянную стену вагона.

Мы, они…

Но не все евреи были жертвами. Староста Румковский сидел с супругой в тепленьком местечке и составлял списки руками, на которых осталась кровь моих родных. И не все немцы – убийцы. Например, герр Фассбиндер спас в ночь, когда увозили детей, столько людей.

Еще один резкий удар по вагону, на этот раз прямо у меня над головой.

– Бегите, – прошептали снаружи. – Если можете, бегите. Этот поезд идет в Освенцим.

Начался хаос.

Платформа, на которой нас высадили, напоминала людское море. Тела наши затекли, мы задыхались от жары и жадно хватали ртами свежий воздух. Все кричали, пытаясь разыскать родных, докричаться через шеренги солдат, которые стояли через каждый метр с направленными на нас автоматами. Мужчинам приказали идти в одну сторону, женщинам – в другую. Вдалеке виднелась длинная очередь из тех, кто приехал до нас. Я разглядела кирпичное здание с трубами.

Несколько мужчин в полосатых робах помогали нас рассортировать. Они напоминали одуванчики – когда-то яркие и живые, а сейчас высохшие и ожидающие, что их унесет одним дуновением ветра. Нам по-польски приказали оставить вещи на платформе. Я схватила какого-то мужчину за рукав.

– Это фабрика? – спросила я, указывая на здание с дымовыми трубами.

– Фабрика, – ответил он, обнажая желтые зубы. – Фабрика, где убивают людей.

В ту же секунду я вспомнила Герша, который рассказывал о том, что случилось с моей мамой. Тогда я решила, что он нас обманывает или сошел с ума.

Отец пошел налево с другими мужчинами.

– Папа! – крикнула я, бросаясь к нему.

Меня ударили прикладом в висок, да так, что искры посыпались из глаз. Когда я пришла в себя, папа уже шел по платформе в толпе мужчин. К моему удивлению, меня вела, почти тащила на себе женщина, с которой мы работали у герра Фассбиндера на фабрике. Я оглянулась, вытянула шею и увидела отца перед офицером в начале очереди. Тот стоял, приложив палец к губам, и оценивающе разглядывал каждого, кто к нему приближался.

– Links[42], – бормотал он. – Rechts[43].

Отца отправили налево, в более длинную очередь.

– Куда его уводят? – истошно закричала я.

Но мой вопрос остался без ответа.

Меня толкали и дергали, пока я не оказалась перед одним из эсэсовцев. Он стоял рядом с человеком в белом халате. Именно этот в белом халате указывал, кому куда идти. Солдат, высокий блондин, держал пистолет. Я оглянулась, пытаясь разглядеть отца в движущейся людской массе. Человек в белом халате схватил меня за подбородок, и я едва сдержалась, чтобы не плюнуть в него. Он осмотрел синяк на моем лице, который уже начал наливаться, и пробормотал:

– Links.

И указал налево.

Я обрадовалась. Меня отправили в ту же сторону, что и папу, а это означает, что мы встретимся.

– Danke, – прошептала я по привычке.

Но эсэсовец услышал, что я пробормотала себе под нос.

– Sprichst du deutch? – спросил он.

– J-ja, fließend, – заикаясь, ответила я. («Свободно разговариваю».)

Он наклонился к человеку в белом халате и что-то сказал шепотом. Тот пожал плечами.

– Rechts, – заявил он.

Я запаниковала.

Отца отправили налево, а меня отправляют направо из-за моей глупости, ведь я заговорила по-немецки. Может, я их обидела? Может, я не должна была отвечать? К тому же на их родном языке? Но я явно оказалась в меньшинстве. Остальных женщин, включая и ту, с которой мы работали у герра Фассбиндера, отправили налево. Я начала умолять, чтобы и меня отправили налево, но один из поляков в полосатой робе толкнул меня направо.