Уроки милосердия

Алекс догнал Дамиана на полдороги к деревенской площади. Он схватил капитана и перевернул на спину, чтобы последним, что тот увидит, было чистое синее небо. И одним движением вырвал у него сердце.

Сейдж

В больницах пахнет смертью. Слишком чисто, слишком прохладно. Как только я вхожу – трех лет как не бывало, и я опять вижу, как у меня на глазах умирает мама.

Мы с Лео стоим в коридоре у больничной палаты. Врачи сообщили нам, что Джозефа привезли, промыли желудок. По всей видимости, какие-то лекарства оказали на его организм побочное действие, и курьер социальной службы, занимающийся доставкой горячих обедов инвалидам и престарелым на дом, обнаружил его на полу без сознания. Я тут же думаю: «А где сейчас Ева? Кто о ней позаботится?»

Лео в палату не пустили, но для меня сделали исключение. Джозеф указал, что я его ближайшая родственница, – довольно необычно родство с человеком, которого ты просишь тебя убить.

– Не люблю больницы, – говорю я.

– А кто их любит?

– Я не знаю, что делать, – шепчу я.

– Ты должна его разговорить, – отвечает Лео.

– Я должна убедить его выздоравливать, чтобы вы смогли выслать его из страны? Чтобы он умер в тюремной камере?

Лео задумывается над моими словами.

– Да, после того, как суд вынесет приговор.

Его прямота в очередной раз обескураживает меня. Я киваю, собираюсь с духом и вхожу в палату Джозефа.

Несмотря на то, что говорила бабушка, несмотря на фотографии, которые предъявлял Лео, Джозеф всего лишь старик, только оболочка того изверга, каким он когда-то был. Глядя на тощие руки и ноги, торчащие из-под бледно-голубого больничного халата, на взъерошенные седые волосы, трудно представить, что этот человек когда-то держал в страхе других.

Джозеф спит, закинув левую руку за голову. Отчетливо виден шрам, который он показывал мне раньше, на внутренней стороне предплечья: блестящее темное пятно размером с монету с неровными краями. Я оглядываюсь через плечо на стоящего в коридоре Лео. Он поднимает руку, давая мне знать, что все видит.

Мобильным телефоном я фотографирую шрам Джозефа, чтобы позже показать Лео.

В палату входит медсестра, и я поспешно прячу телефон в карман шортов.

– Вы та девушка, о которой он говорил? – спрашивает она. – Корица, верно?

– Сейдж, – весело поправляю я, гадая, видела ли она, как я фотографировала. – Тоже пряность, но из другой банки.

Медсестра подозрительно смотрит на меня.

– Знаете, вашему другу, мистеру Веберу, очень повезло, что его так быстро обнаружили.

«Это я должна была его найти!»

Эта мысль пронзает меня, словно удар кинжалом. Как верный друг я должна была быть рядом, когда была ему нужна. Но вместо этого я затеяла с ним ссору и поспешно выбежала из дома.

Проблема в том, что Джозеф Вебер – мой друг. А Райнер Хартманн – враг. И что мне прикажете делать теперь, если это оказался один и тот же человек?

– Что с ним произошло? – спрашиваю я.

– Съел заменитель соли, когда принимал альдактон – слабительное мягкого действия. От этого уровень калия в организме скакнул до заоблачных высот. А могло закончиться сердечным приступом.

Я сажусь на край кровати, беру Джозефа за руку. Вокруг запястья у него больничный браслет: «Джозеф Вебер, дата рождения: 20 апреля 1918 г. Группа крови: III (+)».

Если бы они только знали, что он не тот, за кого себя выдает.

Пальцы Джозефа слегка подергиваются, и я роняю его руку, словно обжегшись.

– Ты пришла, – хрипит он.

– Конечно, пришла.

– А Ева?

– Я заберу ее к себе. С ней все будет в порядке.

– Мистер Вебер, – вмешивается сестра, – как себя чувствуете? Болит где-нибудь?

Он качает головой.

– Не могли бы вы оставить нас на минутку? – прошу я.

Медсестра кивает.

– Через пять минут приду, померяю температуру и давление, – говорит она.

Мы оба ждем ее ухода.

– Вы нарочно это сделали, да? – шепчу я.

– Я не дурак. Провизор предупредил меня о побочных эффектах. Я решил сделать вид, что забыл об этом.

– Почему?

– Если вы не поможете мне умереть, я должен сделать это сам. Но я так и знал – все бесполезно! – Он жестом указывает на больничную палату. – Я же рассказывал вам раньше… Это мое наказание. Что бы я ни делал, всегда выживаю.

– Я никогда не говорила, что не стану вам помогать, – отвечаю я.

– Вы злитесь на меня за то, что я сказал правду.

– Да, – признаюсь я. – Злюсь. Все это тяжело было услышать.

– Вы выбежали из моего дома…

– Джозеф, вы жили с этим семьдесят лет. Вы должны дать мне больше, чем пять минут, чтобы переварить полученную информацию. – Я понижаю голос. – То, что вы делали… то, что, по вашим словам, вы совершили… вызывает у меня тошноту. Но если я сейчас… ну, вы понимаете… сделаю то, о чем вы просите… я совершу это в запале злости, ослепленная ненавистью. И ничем не буду отличаться от вас.

– Знал, что вы обидитесь, – признался Джозеф, – но я к вам не первой обратился.