Уроки милосердия

Мне удалось отвязаться от миссис Кунц, только пообещав, что я попрошу нашего историка заняться ее делом. И это правда: в следующий раз, когда Женевра меня разозлит и я захочу отыграться, передам ей это дело. Но не успеваю я закончить разговор с Мирандой Кунц, как вновь звонит моя секретарша.

– На вашей улице сегодня праздник, – говорит она. – Вам звонят по второй линии. Ее направил к нам местный агент ФБР.

Я окидываю взглядом кипы документов на своем письменном столе – отчеты, подготовленные Женеврой. Притянуть подозреваемого к судебной ответственности – дело медленное и трудоемкое, а в моем случае часто и бесполезное. В последний раз нам удалось довести дело до суда в 2008 году, подсудимый умер в конце процесса. Наша работа диаметрально противоположна работе полиции. Мы начинаем не с самого преступления и раскручивания «детективного романа», а с имени, потом «пробиваем» его по базам данных, чтобы выяснить, тот ли это человек – человек, живущий под этим именем, – и выясняем, что он делал во время войны.

И таких имен у нас хватает.

Я снимаю трубку телефона.

– Лео Штейн, – представляюсь я.

– Это… – отвечает женщина. – Не знаю, туда ли я попала…

– Я обязательно отвечу, если вы объясните причину своего звонка.

– Один мой знакомый был офицером СС.

Мы даже выделили подобные звонки в отдельную категорию: «Мой сосед – нацист». Обычно это сосед, который пинает вашу собаку, когда та забегает на его участок, и вопит, когда листья с вашего дуба падают ему во двор. У него немецкий акцент, он носит длинный черный плащ и держит немецкую овчарку.

– А вас зовут…

– Сейдж Зингер, – представляется женщина. – Я живу в Нью-Хэмпшире, и он тоже.

При этих словах я сажусь ровнее. Нью-Хэмпшир – отличное место, чтобы спрятаться, если ты нацист. Никому и в голову не придет искать в Нью-Хэмпшире.

– И как зовут этого человека? – спрашиваю я.

– Джозеф Вебер.

– И вы полагаете, что он был офицером СС, потому что…

– Он сам мне в этом признался, – отвечает женщина.

Я откидываюсь на спинку кресла.

– Сам признался, что он нацист?

За все десять лет службы подобное я слышу впервые. Моя работа заключается в том, чтобы сдернуть маску с преступников, которым кажется, что после семидесяти лет убийство сойдет им с рук. Никогда еще я не имел дела с подозреваемым, который сам признался в содеянном еще до того, как был загнан в угол неопровержимыми доказательствами и у него не оставалось иного выхода, кроме как все рассказать.

– Мы… приятельствуем, – поясняет Сейдж Зингер. – Он хочет, чтобы я помогла ему умереть.

– Как Джек Кеворкян? Популяризатор эвтаназии? Он смертельно болен?

– Нет, напротив, вполне здоров для мужчины своего возраста. Он считает, что в его просьбе есть некая справедливость, потому что я из еврейской семьи.

– Правда?

– А это имеет значение?

Нет, не имеет. Сам я еврей, но половина нашего отдела не евреи.

– Он упоминал, где служил?

– Говорил какое-то немецкое слово… Тотен… Отен что-то…

– Totenkopfverbände?

– Точно!

В переводе это означает «отряд “Мертвая голова”». Это не отдельное формирование, а скорее подразделения СС, которые охраняли концентрационные лагеря Третьего рейха.

В 1981 году мой отдел выиграл подобное дело, «Федоренко против США». Верховный суд постановил – по моему скромному мнению, очень мудро! – что любой, кто охранял нацистские концлагеря, обязательно принимал участие в зверствах и преступлениях нацистов. Лагеря представляли собой цепочки определенных функций, и, чтобы все работало, каждый в цепочке должен был выполнять свои должностные обязанности. Если один не выполнит – машина уничтожения застопорится. Поэтому совершенно не имеет значения, что делал и чего не делал один конкретный «винтик» – нажимал на спусковой крючок или запускал «Циклон Б» в газовую камеру, – уже одного доказательства того, что человек был членом отряда «Мертвая голова», было достаточно, чтобы возбудить против него дело.

Конечно, пока до этого еще очень-очень далеко.

– Как его зовут? – опять спрашиваю я.

– Джозеф Вебер.

Я прошу произнести фамилию и имя по буквам, записываю их в блокнот, дважды подчеркиваю.

– Он еще что-нибудь говорил?

– Показал свою фотографию. Он был в форме.

– Как она выглядела?

– Форма офицера СС.

– А откуда вы знаете, как она выглядит?

– Ну… форма похожа на ту, что показывают в фильмах, – признается она.