О разнице между участливым Богом христиан и безразлично-бездумным «высшим» божеством гностиков еще во втором веке сказал св. Ириней Лионский: «Они нашли Бога Эпикурова, который не делает ничего ни себе, ни другим, то есть ни о чем не промышляет» (Против ересей. 3,24,2). Но прошли века — и мы снова слышим от тех, кто полагает христианство слишком старым: Божество — это «Вечное Дыхание, не ведающее самого себя»[616]
; «Неподвижно Бесконечный и абсолютно Безграничный не может ни желать, ни думать, ни действовать»[617]. Теософы дерзают связывать руки Божеству, лишая Его права на действие: «О Божестве невозможно подумать как о выполняющем какие-то действия»[618]. И опять современны слова св. Афанасия Великого: «В этом отношении чудные сии люди приложились уже к манихеям. Ибо и те именуют Бога благого только по имени, и не могут указать ни видимого, ни невидимого Его дела; отрицая же истинного и действительно сущего Бога, Творца неба и земли и всего невидимого, без сомнения, слагают чистую баснь ()»[619].Согласно этому мифу (басне), Бог оказывается совершенно пассивен, Он не совершает никаких действий. А в этом случае, конечно, вполне логично отказаться от молитв. Но еще более логично при таком допущении — отказаться от любых претензий на близость к православию. Христос учил, что «Отец Мой доныне делает» (Ин. 5,17). Христос учил молитве. Величайшие подвижники и богословы православия — святые исихасты — устами св. Григория Паламы учили о том, что Бог именно действованиями (энергиями) Своими проявляет Себя в мире… Но теософия утверждает, что Бог «не может действовать».
Это что — тоже вопрос, который «не имеет значения»?
Разве «не имеет значения» — верить, что «Мир на милости созиждется», или же чеканить: «с наступлением нынешнего века пробил час изгнания с трона «высшего Бога» каждого народа в пользу Одного Всеобщего Божества — Бога Непреложного Закона, не милосердия; Бога Справедливого Воздаяния, а не прощения»».
Разве «не имеет значения» — узнавать, что «У Бога есть одна мысль и одно желание — миловать и миловать… Господь и на страшном суде будет не то изыскивать, как бы осудить, а как бы оправдать всех. И оправдает всякого, лишь бы хоть малая возможность была»[620]
. Или же твердить: «Никто, даже Высочайший Дух не может простить содеянных прегрешений, ибо это противоречило бы закону кармы»[621].Ну какая же в Боге может быть Любовь, то есть волевое стремление ко благу любимого, если слово «воля» в применении к Божеству на языке теософов означает всего лишь «импульс притяжения или отталкивания, порожденный биполярностью элементов»[622]
. В этом случае Бог не больше любит людей, чем ток, протекающий между «биполярными элементами» автомобильного аккумулятора, любит мошкару, летящую к фарам. Не случайно ведь теософы так любят именовать Божество «Космическим Электричеством» и «Космическим Магнитом». Оттого и могут допускать в свои тексты чудовищные выражения типа «соткана ВселеннаяНасколько важен вопрос о том, является ли Бог Личностью или же безликой субстанцией, видно из слов о. Сергия Желудкова. Приведя слова Эйнштейна — «Я верю в Бога Спинозы, проявляющегося в упорядоченности мира — но не в Бога, занимающегося судьбами и делами людей»[144]
— о. Сергий сказал: «Признаюсь, я испытываю странную симпатию к нашим русским простецам-безбожникам в этом вопросе: ибо они хранят более достойные воспоминания о вере в Бога. «Забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеет сына чрева своего? Но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя». Вот в какого Бога они верили. Если же «высший Интеллект» не помнит, не любит каждого из нас, если он равнодушен к страданиям своего мира, если он не есть Бог Живый и Святый — значит, он и недостоин наименования Бога, — значит, и нет Бога. Если «Высший Интеллект» не занимается «судьбами и делами людей», если ему до нас «дела нет», то и нам нечего о нем думать: будем полагаться только на себя самих, на наше человеческое сиротское братство…»[145].Противоположность выводов христианства и теософии по самому главному вопросу как религии, так и философии — вопросу о том, в каких отношениях находится человек и его Бог — очевидна. Тот, кто стремится к «примирению религий», должен был бы, заметив это расхождение, задуматься над тем, откуда оно проистекает, найти некий общий корень, а затем проверить логичность тех дедукций, путем которых две традиции, исходя из вроде бы общей посылки, пришли к радикально различным выводам…
Теософская борьба «за чистоту религиозной мысли» на самом деле ведет к уничтожению и саму религиозную мысль, и религиозную практику (молитву) как таковую.
В прошлых главах мы увидели путь от пантеизма к имморализму. Теперь можно показать ту теософскую логику, которая стремительно ведет от отрицания монотеизма к демонизму.