Уроки танго

Галя с Тоней, собрав со стола посуду, вышли на кухню, а Нечаев начал просматривать свою газету. Газеты он вообще-то не любил и никогда их не читал, а только просматривал, и то в основном заголовки. Он также никогда не слушал радио и не смотрел новости по телевизору. Политика его перестала интересовать очень давно, еще в юношестве. В те советские, так называемые застойные времена, когда в стране вообще ничего не происходило и день сегодняшний ничем не отличался ото дня вчерашнего и не будет отличаться ото дня завтрашнего, читать газеты было вообще пустой тратой времени. Сейчас же за происходящим в стране не успевала ни одна газета и ни одна передача по телевизору. Жизнь стремительными темпами неслась в одном направлении — ко дну, и читать об этом было тошно и ни к чему — достаточно было эту жизнь проживать.

На жизнь в стране он просто закрыл глаза, а жизнь на работе его уже давно перестала интересовать, и он, как бы исключив себя из этих жизней, полностью ушел в свою семью, в свой дом и в свой сад.

В комнату за очередной порцией посуды вернулась Галя. Нечаев оторвался от газеты и стал наблюдать за ней. Лицо его сразу расслабилось, и на нем появилась чуть заметная улыбка. Галя, почувствовав его взгляд, обернулась и вопросительно на него посмотрела.

— Читать не советую, — сказал Нечаев, убирая с лица улыбку и складывая газету. — Миллениум на носу, а здесь такое пишут… Тянет повеситься.

— Зачем тогда читаешь? Сколько раз давал слово — газету больше в руки не возьмешь.

— Во-первых, я не читаю, а только просматриваю. А во-вторых, я, как ты знаешь, мазохист, а наша страна — рай для мазохистов.

— Тогда не жалуйся.

— Я не жалуюсь. Я ищу сочувствия. Но в этом доме я его явно не дождусь. Ты лучше объяви, чем завтра занимаемся?

— Тысячу раз объявлялось: в воскресенье — по магазинам.

— В воскресенье Бог отдыхал.

— Бог мог себе это позволить — он был прилично одет. Теперь твоя очередь.

— Что-о? Зачем это? Мне ничего не надо. У меня всё есть.

— У тебя всё есть? С тобой на улицу стыдно выйти. Ну что бесполезные разговоры вести, завтра идем покупать рубашку и туфли.

— И туфли, и рубашку… Когда это мы успели разбогатеть?

— Наследство получили. Все. Тема закрыта.

— Ну, если закрыта, тогда я в сад. Дела, — сказал Нечаев, вставая с кресла.

— У тебя там всегда дела. Переселился бы, чего зря ходить туда-сюда. Подождет твой сад… Садись. У меня разговор есть. Тоня! — крикнула она, повернув голову к кухне. — Оставь посуду, я потом домою. Иди сюда, поговорить надо.

— Что случилось? — выходя из кухни, спросила Тоня. — Папуля, ты опять напроказничал?

Нечаев развел руками и, обреченно вздохнув, сел обратно в кресло. Галя села за стол, разгладила перед собой скатерть и замолчала, переводя взгляд с Тони на Нечаева.

— Значит, так, — начала она и опять замолчала.

— Мама, что произошло? — уже испуганно спросила Тоня.

— Ничего не произошло… Просто я сегодня в булочной познакомилась с одной женщиной. Зовут ее Лика. Она… Ее надо видеть… Как с журнала мод. Одета шикарно, а такая простая. Затащила меня сразу в кафе, и мне уже через несколько минут казалось, будто мы всю жизнь знакомы. Удивительно. Короче, она приехала из Москвы и ищет комнату на год. Готова платить любые деньги. Я и подумала: у нас такая материальная напряженка — ремонт давно пора делать, да и одеться всем надо… Чем она помешает, даже если на год?… Я и предложила у нас. Конечно, надо было сначала с вами посоветоваться, но…

— Мама, что с тобой?! — возмутилась Тоня. — Мы никогда жильцов не имели… И вообще… Пустить к себе в дом незнакомого человека. Прямо с улицы. Да еще на год. О чем ты думала? Папуля, как тебе это нравится?

— Мне совсем не нравится. По маминому описанию, она явная аферистка.

— Очень остроумно. Человек с просьбой обратился… Она сказала, что придет в пять, и вы увидите, какая она замечательная! Ну что вы на меня уставились? — уже с отчаянием спросила Галя. — Мы на ремонт никогда сами не соберем. Такие деньги! А Тоне зимнее пальто? Просто стыдно, в чем она ходит, — учительница все-таки… Ну хорошо. Давайте договоримся так: если она вам не понравится — по каким-нибудь причинам откажем, — уже примирительно закончила Галя.

— Договоримся, но с условием — в магазины не пойдем.

— Шантажист. Магазины — завтра, а она сейчас придет. Пойди лучше переоденься.

— Это еще зачем? — поджал губы Нечаев.

— Посмотрись в зеркало — поймешь, зачем.

— Даже в выходной жить не даешь, — вздохнул Нечаев и, встав с кресла, направился к лестнице. Проходя мимо Тони, он поцеловал ее в голову и, указывая на Галю, сказал печальным голосом:

— Твоя мать — диктатор.

— Подожди, Сережа. Это еще не все. Вот сейчас тебе совсем не понравится. Она, по-моему, новая русская.

Нечаев остановился и недоуменно посмотрел на Галю.

— Что значит «по-моему»? Эту публику ни с кем не спутаешь. Ты уж, пожалуйста, не хитри — тебе не к лицу.

— Ничего я не хитрю. Она другая… Ты увидишь. Я же знаю, как ты к ним относишься…